К счастью, эта задача была не так уж и сложна – клир, поначалу относившийся с энтузиазмом к восстанию, видя в нём возможность вернуть утраченные ранее позиции (пускай они и были потеряны уже навсегда, хотя бы в силу изменения экономического базиса, на котором они паразитировали), очень быстро выпал в осадок от его абсолютно кровавой и совершенно чудовищной жестокости, так что перетянуть их на свою сторону оказалась не такой уж и сложной задачей.
Немного обещаний смягчения государственного контроля над религией, немного крупных пожертвований и усердного наведения связей… и вуаля, ты лишил восставших идеологической поддержки всего действия, и даже больше – вменил верующим, участвующим в восстании, вину за содеянные ими зверства и неповиновение власти.
Следующим же шагом молниеносного Фридриха стало раскручивание машины пропаганды – следующие месяцы она ни на секунду не умолкала, регулярно поливая грязью и помоями восставших, выставляя на показ и гиперболизируя их жестокие зверства.
Рупор государственной пропаганды, поддержанный рупором религиозной пропаганды, позволил власти не только оправдать свои не менее кровавые действия и дегуманизировать восставших, но и также моментально огородить всех остальных от вступления в их лагерь.
Впрочем, эффект от пропаганды всё же был ограничен и не мог подавить восстания, в связи с чем Фридрихом был предпринят следующий шаг – не долго думая, он решил продолжить раскалывание лагеря восставших.
И, как не трудно догадаться, в средствах себя Фридрих никоим образом не ограничивал – сначала он распустил в стане крестьян слухи о том, что городские рабочие собираются предать их общее дело за жалкие уступки со стороны власти.
Затем, выждав нужный момент, когда у сельских появятся страхи и опасения по поводу лояльности рабочих к их общему делу, он подтвердил их введением общих правил безопасности на предприятиях.
Одновременно, чтобы не терять времени, он выпустил (естественно, не от своего лица, а от лица завербованного властями рабочего) и широко растиражировал фальшивый манифест рабочих, в целом отвечающий их интересам, но дискредитирующий в глазах их собратьев крестьян.
Наконец, когда крестьяне практически утратили веру в своих «классовых собратьев», он окончательно добил её тем, что бросил войска, находившиеся на территории Империи, не против рабочих, а против крестьян. Одновременно с этим, он ослабил давление обеих рупоров пропаганды на рабочих (и это было весьма заметно), а затем и вовсе пошёл на переговоры с ними.
Разумеется, это привело к полному разладу рабочих с крестьянами, вследствие которого последние стали враждебно относиться и к ним, так что рабочим, революционный запал которых быстро остыл уже после первых уступок, фактически пришлось объединиться с властью, в связи с чем раскол произошёл уже в среде восставших рабочих, на радикальное меньшинство и умеренное большинство.
Последние, естественно, быстро остыли, получив то, ради чего весь этот балаган и устраивался, так что они очень скоро вернулись в лоно сторонников власти, служащей гарантом их приобретений. Радикалов же, разумеется, быстро приструнила полиция, которая теперь, уже после получения поддержки умеренной части рабочих, не заинтересованных в дальнейшей эскалации, была в численном превосходстве над ними, а благодаря податливости рабочих по вопросам возможного сотрудничества – ещё и на шаг впереди.
Полицейские заранее знали места терактов, их дату и время, численность и состав радикальных группировок, так что им не составило особого труда свести на нет любые их попытки, пускай им всё же и удалось устроить покушение на Фридриха, впрочем, совершенно неудачное (Фридрих получил лишь лёгкий ушиб с испугом по результатам взрыва).
Разумеется, в отношении радикалов Фридрих был жесток как никогда – большинство из них либо расстреляли, либо повесили, а их семьи были жестоко наказаны. Вероятно, причиной подобного отношения всё же было не неудачное покушение, а необходимость найти кого-то, на кого можно будет спихнуть всю вину, кого-то, кого можно будет без особого вреда казнить на потеху капиталистам, чтобы им спалось спокойнее.
Жестоко? Да, безусловно, но это было ожидаемо, да и у рабочих был не только шанс, но и время для того, чтобы сделать необходимые выводы и на время прекратить свою борьбу, ради своего же блага. Большинство им воспользовалось, и не вина Фридриха, что радикалы предпочли плюнуть на его милосердие и благожелательность по отношению к рабочему движению.