Императорский покер [ЛП]

"15 августа 1811 года, во время торжественной аудиенции, данной дипломатическому корпусу в день рождения Наполеона, случился один из легендарных приступов ярости императора. В присутствии остолбеневших дипломатов со всей Европы и какой-то части Азии, стоя на широко расставленных ногах перед трясущимся от страха послом Куракиным, Бонапарте ревел:

— (…) целых пять дивизий вы вывели из Дунайской армии, чтобы направить их к границам Польши! (…) Я прекрасно знаю, что вы имеете в виду — Польшу!!… Вы пересылаете мне различные планы, касающиеся Польши. Так вот, знайте, что я не позволю тронуть ни единой деревни, ни единой мельницы, ни единой пяди польской земли!!!…".

Поскольку Россия намеревалась тогда не просто тронуть, а проглотить нашу землю и "с ходу" овладеть Западной Европой (точно так же, как этого хотел Ленин в 1920 году) — должна была вспыхнуть война, которой русские историки и их верные польские ученики дали имя "наполеоновской агрессии". Сам Наполеон этого столкновения не планировал, он делал все возможное, чтобы его избежать, все его дипломатические усилия я описал в "Императорском покере". И чем сильнее он старался, тем больше русские воспринимали это как его слабость. И они приняли неотвратимое решение. Гигантскую мобилизацию русских армий заметила польская разведка, а подробный план российского наступления на запад (под кодовым наименованием "Великое деяние") был добыт французской разведкой в 1811 году. В такой ситуации у Наполеона не было никакого выбора — французские и польские войска предупредили удар, действуя по старинному принципу, что нападение — это наилучшая защита. Таковы факты, для российской, советской и постсоветской историографии весьма некрасивые и несъедобные.

Полемизировать со мной было не слишком удобно, так как нельзя было подвергнуть сомнениям документы. Среди всего прочего, я процитировал письмо царя, в котором он пишет, что завоевание Западной Европы должно получиться "по причине нынешнего отсутствия сил у императора французов". После чего спросил: "Как в свете данного письма выглядят ваши рассуждения, распространяющиеся относительно "захватнической агрессии Бонапарта в Россию"? (…) Абсолютная уверенность в том, что царь ударит на Запад позднее всего в 1812 году, вызвало предупредительный удар вместо ожидания того, что русские войска перейдут Эльбу. Еще раз это было вопросом жизни и смерти".

Для советской пропаганды это было вопросом оскорбленной чести. Мало того, что советским напомнили, что поляки с помощью французов били российскую армию, захватили половину России[133] и вошли в Кремль, и что лишь наиболее суровая с беспамятных времен зима[134] разрушила этот успех, но, вдобавок ко всему, советским людям припомнили о плане с кодовым именем "Великое Деяние", реализацию которого впоследствии предпринял Ленин. Следовательно, было напомнено и о поражении армии Тухачевского и Буденного, которое спасло Западную Европу в 1920 году. Кремль всего лишь раз отругал польскую печать посредством дипломатической ноты. Наш лагерь ничем не напоминал харцерский лагерь, в котором начальник лагеря орет на отрядных вожатых из-за того, что какой-то пацан произнес нехорошее слово. Похоже, им допекло, раз они решили отчитать экономов собственного имения на берегах Вислы посредством письменного выговора.

133

Как тут не вспомнить: «И мы пахали» (поляки с помощью — так и напрашивается дополнение: небольшой — французов…). В отношении второго утверждения: поглядите на карту наполеоновского вторжения в Россию в 1812 году — на расстоянии в 25–30 верст от линии движения войск о войне мало кто слышал; жизнь шла своим чередом, о чем имеется масса документальных свидетельств. Так что «половину России» — очень сильно сказано…

134

Отрывок статьи "Генерал Мороз" в Википедии: "Сам Наполеон и его маршалы позже искали «объективные» причины поражения, ссылаясь на мороз и на неправильное, с их точки зрения, "невоенное" ведение войны, пытаясь оправдаться в потере 552 тысяч человек и свыше 1200 орудий. Однако, зима наступила не только не раньше обычного, но даже позже. Температура до сражения под Красным (15–18 ноября) изменялась от −3 °C до −8 °C, а 18 ноября наступила оттепель, продолжавшаяся до сражения на Березине (26–29 ноября). И только сразу после Березины ударил мороз ниже −20 °C. В 1835 году против такой французской трактовки событий выступил генерал 1812 года и писатель Денис Давыдов в своей военно-исторической статье "Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?", в которой, опираясь целиком на факты, показал, что решающий разгром французской армии произошёл при сравнительно мягкой погоде, а морозы наступили после того, как наполеоновское войско «в смысле военном» уже не существовало.

Итак, во все время шествия французской армии от Москвы до Березины, то есть в течение двадцати шести дней, стужа, хотя и не чрезвычайная (от двенадцати до семнадцати градусов), продолжалась не более трех суток, по словам Шамбре, Жомини и Наполеона, или пяти суток, по словам Гурго.

Между тем французская армия при выступлении своем из Москвы состояла, по списку французского главного штаба, отбитому нами во время преследования, из ста десяти тысяч человек свежего войска, а по словам всех историков кампании, представляла только сорок пять тысяч по прибытии своем к берегам Березины. Как же подумать, чтобы стодесятитысячная армия могла лишиться шестидесяти пяти тысяч человек единственно от трех- или пятисуточных морозов, тогда как гораздо сильнейшие морозы в 1795 году в Голландии, в 1807 году во время Эйлавской кампании, продолжавшиеся около двух месяцев сряду, и в 1808 году в Испании среди Кастильских гор, в течение всей зимней кампании, скользили, так сказать, по поверхности французской армии, не проникая в средину её, и отстали от ней, не разрушив ни её единства, ни устройства?

Все это приводит нас к тому уверению, что не стужа, а другое обстоятельство — причиною разрушения гигантского ополчения.

Давыдов Д. В. "Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?"