Не скрою, что это застало меня, как и правительство ПНР, врасплох. Но в себя я пришел быстро. Особенностью нашего братского лагеря было то, что он привык к science fiction, неожиданность была нашей лагерной специальностью. Уже сам факт, что KDL (krajе demokracji ludowej = страны народной демократии) держались годами, несмотря на экономические извращения, должен был изумлять даже Провидение. Неожиданностью это было для всех, но потом каждый как-то привык, и теперь неожиданностью стал крах коммунизма (то есть, месть трупа убийце — так называемая "загробная месть" — ибо это убитая коммунизмом экономика отомстила за себя).
У большевистских неожиданностей всегда имелось много случаев обратной связи. Помню, насколько я был изумлен, когда звезда самого паршивого из всех эсбекских каналов на нашем радио (прославленного «Первого») смылся в Америку, чтобы оттуда бороться с польской коммуной. И еще более я был изумлен, когда антикоммунисты приняли неофита в свои ряды без какого-либо сопротивления: восхваляя его, обожая и записывая в святые. А уж более всего я был изумлен, когда коммуна пыталась меня заставить (через деканат, ректорат и министерство), чтобы я поставил оценку родственнику этой звезды. Вот тогда я вообще перестал понимать что-либо. Ничего я этому "студенту" не зачел, поскольку тот не приходил ни на семинары, ни на лекции (ни разу не был), но ему и так выдали диплом, когда же я спросил, на каком основании — в деканате мне объяснили, что "по недосмотру" (sic!). Тогда-то до меня что-то стало доходить. Когда сегодня мифология каждой из сторон начинает терять своих Аполлонов (коммунистический герой чешской молодежи, Юлиуш Фучик, оказался агентом гестапо[135], а герой протестующей молодежи, Володя Высоцкий — певчей птичкой КГБ), даже молодежь начинает понимать, что жить весело, но от этого потом умирают.
Посол Советов, вручая польским товарищам протест по поводу "Императорского покера", не знал, что тем самым вручает мне награду. Поскольку сам я счел его литературной наградой от советского правительства. Вот от правительства ПНР я бы награды не принял. Впрочем, один раз и действительно не принял. А они и не настаивали. Перед вручением правительственных наград с кандидатами на лавровый венок проводились консультации. Один раз я отказался, и больше предложений не поступало. Приглашениями на ежегодные встречи творцов культуры с жандармами культуры тоже принудительно воспользоваться не требовалось — меня приглашали дважды, оба раза я не выбросил эти приглашения в корзину (их я храню для возможных внуков), но и самими приглашениями тоже не воспользовался, так что приманивать меня перестали. Зато я всегда участвовал, то есть — принимал участие в каждом из таких токовищ с помощью телевизора Thomson с кинескопом PIL (“Precision in Line”). Любил я ежегодно приглядываться к этому радостному кругу, порадоваться теплой атмосфере, увидать всех этих хозяев с громкими должностными званиями (сегодня все они в отставке, на свалке истории) и их гостей с громкими именами с Парнаса (сегодня они в сенате, в сейме и в эстрадном антикоммунизме — то есть, в топе истории).
"Императорский покер" попортил настроение многим титулованным функционерам тех лет. Беспрецедентная реакция Кремля вызвала грозу с молниями, terramoto (землетрясение — ит.) и град матерных слов. На красном ковре марки OPR (отдел пропаганды?) встали по очереди Лучший и директор издательства. А вызывал их на ковер вождь пропаганды и культурной политики ПНР, прославленный упырь из Центрального Комитета, переполненный холерическим характером и эстетическими вкусами а-ля Хрущев, равно как и призванием к цивилизаторской миссии а-ля Жданов[136]. Я ужасно сожалею, что не знаю его диалога с Лучшим, так как мое знание латыни наверняка серьезно бы улучшилось. Зато мне известен его диалог с генеральным директором издательства. Разговор этот начался с невыполнимого приказа: упырь приказал немедленно убрать книгу из продажи и уничтожить весь тираж. Директор объяснил, что это, как раз, может быть затруднительным, поскольку весь тираж (60 тысяч экземпляров) был продан в течение полутора десятков часов и теперь находится в жилых помещениях, а не в книжных магазинах.
Я отдал бы большие деньги за содержание ответа польских властей на советскую ноту. Можно было слышать самые различные его версии. Одна из них говорила, что все было "тики-ток", ответ был дан достойный и хитроумный, поскольку основан был на классиках приблизительно в таком вот стиле: "Польская сторона считает пункт 4 недоразумением, так как уже товарищ Владимир Ильич Ленин в томе (таком-то и таком-то) собрания сочинений, на странице (такой-то и такой-то) признал Кутузова и Суворова "представителями царского империализма". Ben trovato (нашлись хорошо — ит.), если только это правда. Ну а если только сплетня — тем более.
135
Книга “Lepszy” вышла в свет в 1990 году. Откуда Лысяк мог взять эти сведения — не знаю. Вот что пишут в 2013 году, в статье "Переодевания Юлиуша Фучика": "Появились многочисленные легенды и слухи, касающиеся обстоятельств ареста Фучика и его содержания в нацистских тюрьмах. Одна из самых экстравагантных версий, правда, опровергнутых серьезными историками, звучала так: журналист стал агентом гестапо, в конце войны смог бежать в Латинскую Америку. Спустя пару десятилетий власти Боливии якобы предложили коммунистическому правительству Чехословакии выкупить останки скончавшегося Фучика" (https://www.svoboda.org/a/25099196.html). То есть, Лысяк пересказывает слухи и сплетни, а не приводит документальных доказательств. В отношении Высоцкого: даже и не знаю что сказать… Пускай все это остается на совести Автора. — Прим. перевод.
136
Ежи Лукашевич (польск.