Потом несколько месяцев царило спокойствие, если не считать безумных цен на черном рынке за книгу, которую, в конце концов, было попросту не достать. Чем больше и громче шли слухи о скандале (а сплетни продолжались, потому что аппаратура, глушившая вражеские радиостанции, работала не на все сто процентов эффективно) — тем в большей степени мода заставляла иметь в доме "первую книжку, в отношении которой СССР подал официальный…" и т. д. Никогда больше в жизни у меня более не случались такого рода визиты, как тогда. Секретарь Воеводского комитета ПОРП с запада страны прислал специального курьера с предложением заключить сделку: курьер устно передал мне лестное послание от своего capo, а в руках он держал талон на приобретение автомобиля, который обменивался на один (прописью: один) экземпляр "Императорского покера". — Вон! Мне казалось, что все это мне снится, но из заблуждения меня вывел другой звонок в дверь. В них стоял очередной проситель. Это был человек (для особых поручений) директора дома моды. Этот сделал следующее предложение: за один экземпляр "Императорского покера" пан директор оденет с головы до ног любую указанную мною даму. Ни одной голой дамы поблизости не было, так что — вон! О телефонных звонках даже не упоминаю. Как же сладко быть грамотным… Понимаю, что сегодня все это звучит словно концерт чокнутого барда (того самого, что о "железном Волке"[137]), только весь этот дадаистский цирк для меня и для моих знакомых, шутить для которых было второй натурой, был тогда шокирующей потехой:
— Старик, Брежнев, случаем, не присылал к тебе адъютанта с талоном на Львов за один-единственный экземпляр твоей книжки?
Поскольку у всего на свете имеется конец — эта радостная лафа и потеха тоже закончилась невесело. Причиной в 1979 году стали "Новые Пути" — Теоретический и политический орган Центрального Комитета Польской Объединенной Рабочей Партии. Я не смел и мечтать, что когда-нибудь прочту свою фамилию на страницах данного органа, который с врагами народа и Советского Союза принципиально и окончательно расправлялся с самого начала своего существования. И оказанная мне честь была двойной, поскольку судья, объявивший мне там приговор, не был из второплановых реализаторов партийной линии. Это был главный идеолог ПОРП, тогдашний секретарь ЦК и вицемаршалек сейма (какая-то часть западной прессы, когда описывала скандал с моей книгой, ошибочно "повысила" его до члена Политбюро). Зато он был еще и председателем редакционного совета "Новых Путей".
Статья в журнале называлась "История и политическая культура", и в ней излагался тезис о том, что культурно писать об истории заключается в том, чтобы целовать в задницу Советский Союз. Большая часть текста рекламировала положительный пример: исторические труды великого профессора (в то время члена Политбюро, председателя Государственного Совета, председателя Фронта Единства Народа и т. д.[138]). Никто не назвал этого человека лучше, чем один пролетарий, который когда-то проводил у меня в доме косметический ремонт. То был простой рабочий с еще довоенным классом, столь отличающимся от класса тех послевоенных бомжей, в которых коммуна желала превратить весь пролетариат, и которые для общения используют всего три слова (б…, п… и х…). Этот работник стоял на лестнице и красил потолок. Во втором углу комнаты работал телевизор. И тут на экране появилась седовласая, благородная физиономия упомянутого профессора — высокого чиновника, из уст которого полилась привычная белиберда о превосходстве красного над не красным. Мой маляр прервал свою работу, повернулся, поглядел из-под потолка на говорящую голову и сказал тихим, исполненным достоинства тоном:
— Этот вредитель …..!
Третье слово, замененное точками, вовсе не было матерным, а всего лишь фамилией человека с высших ступеней властной лестницы ПНР, использованным человеком, стоящим на самой обычной лестнице.
Раз уж я упомянул об этом маляре, то вспомню еще один случай. Когда он уже покрасил мне весь дом (а при случае вмуровал орла в наружную стену), помимо договоренной оплаты он попросил у меня книгу с автографом для своего ребенка, мы по обычаю поели-закусили, поговорили обо всем и ни о чем. Мне было видно, что его все время что-то грызет. Когда же мы прощались, он сообщил:
137
Польский фразеологизм: "рассказывать (слушать) сказку о Железном Волке = рассказывать (слушать) нечто невероятное, во что трудно поверить". Опять же, близкие друзья называют Вальдемара Лысяка Волком.