Правда, выигрыш в этой раздаче не принес Александру ожидаемых выгод, поскольку все усилия д’Антрега Наполеон разрушил своим мечом под Аустерлицем и под Фридландом, хотя с точки зрения престижа здесь имелось болезненное поражение императора французов. Что же касается самого д’Антрега, то перед Тильзитом он был уволен из российской разведки своим заядлым врагом, министром Румянцевым, перешел на службу к англичанам, осел в Лондоне и там же был убит в 1812 году в результате взаимных расчетов после неудачи операции "Шахматист"[73].
То, что «Парижских знакомых» не расшифровали и не стали на их след, навечно останется одним из величайших провалов наполеоновской контрразведки. Ефим Черняк верно написал, что "Наполеон был не только единственным и наиболее выдающихся военачальников в истории, но и как организатор разведки он на голову превышал большую часть своих противников". Но здесь напрашивается следующее наблюдение: если наполеоновская разведка и вправду была действенной машиной, то контрразведка справлялась гораздо хуже. Французы сгорали в ходе добычи информации о противнике, и им не хватало огня для противодействий шпионам неприятеля.
Понятное дело, нельзя сказать, будто бы контрразведка Бонапарта вообще не предпринимала усилий с целью обезвредить д’Антрега. Ну так что с того, если д’Антрег тут же об этом узнавал. Осенью 1804 года в Дрездене появился французский офицер из армии Ганновера, полковник Саго, со специальной миссией. Он связался с тремя своими агентами: Пелагрю, Брюгсом и поляком Забеллой. Но каким образом его деятельность могла принести хоть какие-то результаты, если уже в декабре того же года "Парижская знакомая" передала д’Антрегу… содержание рапорта Саго в парижский центр? Содержание этого рапорта предоставила ей мадам Копонс.
У российской контрразведки успехов было не больше, но у русских, по крайней мере, имелись конкретные, направленные подозрения. Адам Чарторыйский приказал д’Антрегу спросить у "Парижского знакомого", являются ли шпионами французский консул в Москве, Лессепс, прусский дипломат, Ломбард и драгоман Фонтон. Удивительная вещь — "Парижский знакомый" вообще не ответил на этот вопрос, полностью его проигнорировал.
На вопрос, является ли французским шпионом граф Тадеуш Лещиц-Грабянка, знаменитый в XVIII веке "Король Нового Израиля", российская контрразведка ответила сама себе. Речь шла об одном из наиболее любопытных "одержимых" мошенников перелома столетий, родившемся где-то в 1740–1745 году предшественнике и своего рода духовном отце другого обманщика, Товянского[74], который сыграл столь значительную и мрачную роль в среде Великой Эмиграции. Грабянка — мистик, теософ, масон, алхимик, иллюминат, спиритист, каббалист, визионер, объявленный (самим собой) творцом нового Царства Божьего, польское дитя из пробирок Сведенборга и Калиостро (которого, кстати, принимал у себя дома в гостях) — где-то около 1786 года основал в Авиньоне мистическую секту под названием "Новый Израиль" она же "Новый Иерусалим" она же "Народ Божий", продвигая доктрину, выведенную из идеологии Сведенборга, Сен-Мартена, еврейской Каббалы и других откровений того же самого типа. Он назвался королем как раз этой секты, желал добыть для нее весь мир и учредить его столицу в Иерусалиме, а поскольку всегда и везде хватает наивных людей, жаждущих чуда, адептов его было во всех уголках Европы множество, вот только с собственным семейством у него были сложности, так как не мог он собственных сыновей убедить в этой чуши — те ни за какие коврижки не позволили папочке оттянуть их от чистого католицизма.
В качестве "Короля Нового Иерусалима" Грабянка много ездил по Европе (понятное дело, с целью укрепления влияния секты); подобного рода поездки с духоподъемным подтекстом — это превосходное алиби для каждого шпиона. После визита в Лондон (приблизительно в 1803 году) он прибыл во Львов, а с Украины направился в Санкт-Петербург (1805), где его, как любопытную новинку расхватывали по салонам, приемам и т. д. Это праздничное действо по налаживанию контактов с российскими высшими сферами в 1807 году грубо прервала царская полиция, арестовав Грабянку, формально: за сектантство, но, как утверждает Муромцев, который столкнулся с Грабянкой в Петербурге, повсюду шептали (наверняка в результате утечки из кругов политиков или контрразведчиков), якобы Грабянка "был агентом или шпионом Наполеона"[75]. И вот тут свершилось самое настоящее чудо в исполнении арестованного: а именно, комиссар, который должен был за ним следить при домашнем аресте, просто сразу же подвергся буквально гипнотическому воздействию "Короля Нового Израиля", из надзирателя за заключенным он тут же стал его почитателем и позволил тому уничтожить (или же сам уничтожил) все компрометирующие документы! (это нам известно из текста другого российского автора, Лонгинова, опубликованного в 1860 году). Творились и другие "чудеса". Не арестовали никаких иных сообщников, хотя как минимум один человек из секты был шпионом, как утверждает в своих воспоминаниях Теодор Лубяновский. "Дело было затушевано, благодаря заступничеству влиятельных лиц" (Муромцев), сам же Грабянка, посаженный в Петропавловскую крепость, совершенно неожиданно умирает в камере (в октябре 1807 года) от ритуальной в подобных случаях "апоплексии". Какой яд был использован, мы не знаем, но то, что он был использован — это тайна полишинеля.
73
Шифром "Шахматист" англичане обозначили попытку похищения Наполеона группой своих специальных агентов на территории Пруссии. — Прим. Автора. См. книгу Вальдемара Лысяка "Шахматист". — Прим. перевод.
74
Анджей Товянский — известный польский мистик (1799–1878), родом из Вилькомирского у. (нын. Ковенской губ.). По внешности своей Т. напоминал в зрелые годы Наполеона I (это обстоятельство, может быть, объясняет отчасти культ Наполеона у Т.). От природы он был наделен пылким воображением и религиозной мечтательностью, но признавать за ним выдающиеся умственные способности, как это делают некоторые его поклонники, едва ли можно ввиду неоригинальности и запутанности его учения. Учился Т. в Виленском университете, но курса, кажется, не окончил. В Вильне Т. нашел пищу своей природной мечтательности в обществе филаретов и лучезарных (Promienistych). Здесь же он начал литературную деятельность, поместив в "Tygodnik Wilenski" 1820 г. повесть "Zdarzenie" (Событие). Два трехлетия был заседателем при главном виленском суде. В польском революционном движении 1830 г. Т. не принимал никакого участия. Он весь ушел в свои таинственные видения, индийское учение о метемпсихозе и т. п. Говорят, что он сидел некоторое время в доме умалишенных. Своей "миссией" он считал реализацию слова Божьего на земле. Т. побывал в 1836 г. в СПб., но распространять здесь его учение было небезопасно. Он старался привлечь на свою сторону архиепископа, но безуспешно; в Брюсселе столь же неудачно Т. развивал свое учение перед бывшим генералиссимусом польских войск Скружинецким. В 1840 г. Т. прибыл в Париж, прежде всего явился к Мицкевичу, совершил "чудо" исцеления его маниакальной жены, в горячей речи развил свое мистическое учение, объявил себя новым мессией — и победил Мицкевича. По свидетельству очевидцев, речь Т. дышала искренностью, в его экзальтации было что-то пророческое; мысль его о нравственном совершенствовании и, через него, улучшении судьбы Польши была в это время особенно близка Мицкевичу. 27 сент. 1841 г. Т. произнес в соборе Парижской Богоматери перед собравшимися по приглашению Мицкевича поляками речь, в которой говорил, что правда погибла, что нужно вернуться к Евангелию, что в "Божьей Справе" — будущее Польши, что "польский народ, верно хранивший веками христианство в душе своей, призывается ныне через дело Божье провести христианство в свою частную и общественную жизнь и таким образом сделаться народом-слугой Бога, примером жизни христианской для мира". — Энциклопедия Брокгауза и Ефрона.
75
М. Муромцев, "Рассказ очевидца о графе Грабянке", статья в "Современной Летописи" (приложении к "Русскому Вестнику") за 1860 год. — Прим. Автора.