По возвращении в Константинополь Фока справил триумф, радуя жителей столицы великолепным зрелищем. В апреле 962 г. августа Феофано вызвала блистательного полководца в столицу, несмотря на бешеное сопротивление его противника Иосифа Вринги. Синклит утвердил за Фокой пост стратига-автократора[81] Азии. Никифор вернулся к войскам, дав клятву свято блюсти интересы юных василевсов Василия и Константина. Однако уже тогда, видимо, он замыслил переворот, понимая, что добром соперничество Вринги и братьев Фок не кончится. Евнух тоже это понимал, но Никифор и Лев, имевшие поддержку армии и малоазийской военной знати, были недосягаемы для его происков. Влияние Иосифа падало, и он, в состоянии, близком к отчаянию, послал в лагерь стратига письмо, адресованное магистрам Роману Куркуасу и Иоанну Цимисхию (будущему императору), предлагая соответственно посты доместиков схол Запада и Востока в обмен на ослепление Никифора. Цимисхий, взвесив все «за и против», показал это послание самому Никифору. Медлить далее было бы неразумно.
2 июля под Кесарией Каппадокийской войска провозгласили Никифора Фоку императором ромеев. К началу августа он привел свою армию под стены Константинополя. Вринга попытался захватить отца узурпатора Варду, но народ отстоял старика. 9 августа Иосиф, явившись в центр города, вне себя от злости кричал, угрожая жителям голодом: «Я смирю вашу дерзость и бесстыдство! Я сделаю так, что, купив хлеба на номисму, вы унесете его за пазухой!» — и велел прекратить выпечку хлеба. Вечером народ напал на стоявшие в городе части фракийских фем, начались погромы жилищ сторонников паракимомена — в основном представителей торгово-ремесленной верхушки. Конечно, пользуясь случаем, активизировали свою деятельность грабители: «… разрушены были дома не только тех знатных и влиятельных лиц, которые, как казалось, противились [перевороту], но и многих других богатых людей… И если у кого была распря с каким-либо лицом, то он приводил с собой нестройную толпу к дому врага и безо всякого препятствия его уничтожал. И многие люди были убиты во время такого бесчинства» ([48, с. 116]). Восставших возглавил отстраненный из-за интриг того же Вринги Василий Ноф, вооруживший три тысячи (!) своих слуг. Несколько дней на улицах шли жестокие бои, к вечеру 15 августа в город ворвались солдаты узурпатора, и вскоре все было кончено. На следующее утро Никифор торжественно въехал в столицу и был коронован, Иосиф Вринга принял постриг в одном из пафлагонских монастырей, куда его сослали. Скилица, видимо не очень хорошо настроенный по отношению к Никифору, писал, что тот никак не наказал участников беспорядков, а когда жаловались на бесчинства его стратиотов, говорил: «Неудивительно, что при таком множестве людей некоторые своевольничают» ([48, с. 118]).
«Так следует по одной версии, — отмечал Иоанн Скилица. — Однако существует и другая и, как кажется, более достоверная, что [Фока] уже длительное время мучился желанием захватить императорскую власть, и распален он был не столько страстью к ней, сколько к императрице Феофано; он вступил с нею в связь, когда жил в столице…» ([48, с. 115])
Лев Диакон, с уважением отзывавшийся о Фоке, дает следующий его портрет: «Цвет лица [его] более приближался к темному, чем к светлому; волосы густые и черные; глаза черные, озабоченные размышлением, прятались под мохнатыми бровями; нос не тонкий и не толстый; борода правильной формы, с редкой сединой по бокам. Стан у него был округлый и плотный, грудь и плечи очень широкие, а мужеством и силой он напоминал прославленного Геракла. Разумом, целомудрием и способностью принимать безошибочные решения он превосходил всех людей, рожденных в его время» ([48, с. 29]). Иными красками рисует этого же человека Лиутпранд, епископ кремонский, приехавший с дипломатическим поручением от германского императора Оттона I и принятый из-за ряда разногласий между державами весьма неласково. Обиженный, он написал: «Совершенное чудовище, пигмей с тучной головой, с небольшими глазами, как у крота; он обезображен короткой, широкой, разросшейся полуседой бородой, его уродует тонкая, как палец, шея; весь он оброс густыми волосами, лицом он темный, как эфиоп, которого не захочешь встретить ночью! У него торчащий живот, сухие ягодицы, бедра применительно к его короткой фигуре очень долги, голени коротки… Одет Никифор в виссон, но очень бесцветный, от долгого ношения ветхий и вонючий, со стертыми украшениями. Речь у него бесстыдная, по уму он — лисица, по вероломству и лживости подобен Улиссу» ([48, с. 179]).
81
Звание стратига-автократора давало очень широкие полномочия ― вплоть до права объявления войны и заключения мира.