На своем новом посту губернатора отец Цыси отвечал за сбор налогов и в соответствии с господствующей старинной традицией облагал местное население податью, чтобы возместить семейные убытки. Это воспринималось как должное. Считалось, что чиновникам, получавшим нищенское жалованье, дозволено пополнять свои доходы любыми доступными для них способами за счет местного населения, но «в разумных пределах». Цыси росла в условиях такой вот системы обирания народа, вошедшей в жизнь китайского общества как нечто должное. В феврале 1850 года через месяц после того, как семья Хуэйчжэна обосновалась в Монголии, умер император Даогуан, и на престол взошел его наследник – сын император Сяньфэн. Этот новый император, тогда ему было 19 лет, родился недоношенным и с самого рождения был слабым здоровьем ребенком. У него было узкое лицо и унылый взгляд, к тому же он хромал. Хромота появилась у него после падения с лошади во время одной из поездок на охоту, которые были обязательным для всех великих князей мероприятием. К нему, как императору, положено было обращаться «дракон», однако злые языки в Пекине называли его Хромым драконом.
После его возведения на престол по всей империи началась кампания по подбору кандидаток ему в наложницы. (В этот момент у него имелась одна наложница.) Кандидаток набирали из девочек-подростков только маньчжурок и монголок, китаянок на конкурс не приглашали. Их родителям полагалось занимать определенное положение в обществе, а законом устанавливалась их обязанность регистрировать своих дочерей при достижении ими половой зрелости.
Цыси числилась в этом списке, и теперь, как и остальные девушки со всего Китая, она отправилась в Пекин. Она снова поселилась в старом доме своей семьи и стала ждать приглашения на мероприятие, когда все кандидатки должны будут прошествовать перед императором. После того как тот делал свой выбор, кое-кого из девушек назначали супругами великих князей и прочих августейших представителей мужеского пола. Отсеянных в ходе конкурса кандидаток отправляли домой, чтобы они вышли замуж за кого-то еще. Представление кандидаток в супруги императора в Запретном городе назначили на март 1852 года.
Порядок проведения такого смотра складывался на протяжении многих поколений. За сутки до назначенного дня соискательниц привозили во дворец на запряженных мулами повозках (так называемых «такси» дня), нанятых их родственниками и оплаченных из придворной казны. Эти повозки напоминали сундуки на двух колесах, и их покрывали плетеным бамбуком или ротангом, пропитанным тунговым маслом для защиты от дождя и снега. Их закрывали яркосиние шторы, а внутри стлали войлочные и хлопчатобумажные матрасы с подушками. Это были привычные транспортные средства даже для членов семей великих князей, но для них внутренняя отделка была из меха или атласа в зависимости от сезона года, а снаружи устанавливался знак, соответствующий чину владельца.
Увидев такую колесницу, проезжающую мимо и скрывающуюся в сгущающейся темноте, Сомерсет Моэм позже поделился своими размышлениями: «Остается только догадываться, кто это там внутри сидит, скрестив ноги. Быть может, ученый… на пути в гости к своему приятелю, с кем собирается поделиться изысканными похвалами, а также обсудить золотую эпоху Тан и Сун, возврата которых больше не предвидится; быть может, юная певица в роскошных шелках и богато вышитом жакете, с нефритовым украшением в волосах, приглашенная на вечеринку спеть песенку и провести утонченную беседу с молодыми франтами, достаточно воспитанными, чтобы оценить ее ум».
Колесница, в которой, как показалось С. Моэму, перевозятся «все загадки Востока», отличалась единственным неудобством, так как вал ее колес крепился с помощью проволоки и гвоздей без рессор – на грунтово-каменной дороге путник подпрыгивал и проваливался на ее неровностях, мотаясь во все стороны. Особое испытание во время путешествия на такой повозке ждало европейцев, привыкших сидеть на лавке, а не скрестив ноги. Дед сестер Митфорд Альгернон Фриман-Митфорд, в скором времени назначенный атташе при британской дипломатической миссии в Пекине, заметил так: «После десяти часов езды в китайской повозке человека остается разве что сдать в лавку старого тряпья и костей».
Степенно двигающиеся повозки с претендентками собирались у черного хода Императорского города, где находился внешний двор Запретного города. Так как Запретный город уже занимал огромную площадь, это гигантское внешнее пространство точно так же огораживалось широкими малиново-красными стенами под черепичной крышей того же императорского желтого цвета. Здесь находились храмы, канцелярии, склады и мастерские; лошадей, верблюдов и ослов с поклажей вели сюда, а после разгрузки отсюда все в этом месте предназначалось для обслуживания двора. В назначенный день после захода солнца вся деятельность тут прекратилась, и в Императорский город открылся проезд для колесниц, на которых везли участниц конкурса в строго предписанной очередности. Миновав рукотворный холм Цзиншань и перебравшись через ров, они прибывали к северным воротам Запретного города, или воротам Божественного мастерства, над которыми возвышалась двухъярусная роскошная разукрашенная крыша.
Эти ворота считались служебным входом в Запретный город. Через парадные, то есть южные, ворота женщинам проходить запрещалось. Строго говоря, вся парадная часть и основной район Запретного города предназначался исключительно для мужчин. Его построили для официальных церемоний, снабдили величественными залами и просторными пустыми площадями с мощенными камнем дорожками, причем в глаза бросалось отсутствие растительности. Растений здесь фактически никто не высаживал. Причем так все было предусмотрено проектом, ведь растения вызывают ощущение неги, при котором пропадает чувство ужаса: ужаса перед императором, Сыном Небес; «Небеса» считались таинственным и бесплотным единственным Богом, которому поклонялись китайцы. Женщинам предписывалось находиться далеко в тыльной части Запретного города, в хоу-гуне, или гареме, куда не пускали ни одного мужчину, кроме императора, а также евнухов, которых были многие сотни.
Будущие наложницы гарема остановились около служебного входа, где им предстояло провести эту ночь. Повозки поставили на просторную мощеную стоянку у возвышающихся над ней ворот. С наступлением темноты светильники отбрасывали круги тусклого света. Участницам конкурса предстояло провести ночь, сидя взаперти в кабинах своих повозок, и дожидаться рассвета, когда откроются ворота. Потом они покинут повозки и под присмотром евнухов проследуют в зал, где им предстоит встреча с императором. Они расположатся перед его величеством в несколько рядов, причем на этот раз их освободят от выполнения обязательного ритуала коутоу: опускаться на колени и касаться лбом пола. Император должен был их тщательно рассмотреть в полный рост.
Кроме происхождения важную роль играл «характер» девушки. Будущие наложницы должны были проявить свое благородство, а также любезность, обходительность, мягкость и скромность, к тому же они должны были знать, как себя вести при дворе. Внешняя привлекательность оценивалась во вторую очередь, но без нее тоже было не обойтись. Чтобы не отвлекать внимания, претенденткам не разрешалось на этот показ наряжаться в слишком броские наряды: платье следовало выбирать простое, со скромной вышивкой по подолу. Маньчжурскую одежду обычно украшали, что называется, от души. Она спадала с плеч до ступней ног, и носить ее требовалось, очень ровно держа спину. Туфли маньчжурских женщин, всегда изысканно украшенные, были на деревянной платформе, достигавшей высоты 14 сантиметров. Из-за них тоже приходилось держать безупречно прямую осанку. На голове они носили веерообразную прическу, напоминающую нечто между короной и сторожевой башней, украшенную драгоценными камнями и цветами, когда того требовал случай. Для ношения подобных украшений требовалась крепкая шея.
Яркой красавицей Цыси вряд ли кто-либо назвал, зато ее отличало выдающееся самообладание. При весьма скромном росте в полтора метра за счет платья, туфель и высокой прически она казалась значительно выше. Сидела ровно и двигалась с достоинством, даже когда торопливо шла на своих так называемых ходулях. Природа одарила ее прекрасной кожей и тонкими руками, которые до старости оставались мягкими, как у юной девушки. Американская художница Катарина Карл, позже нарисовавшая ее портрет, так описывала черты великой императрицы: «Вздернутый нос… предельно жесткая верхняя губа, несколько великоватый, но красиво очерченный рот с подвижными красными губами, которые, размыкаясь, показывали ряд белых здоровых зубов, ее улыбку можно было назвать на редкость очаровательной; сильные, но без чрезмерной жесткости скулы, и без каких-либо признаков упрямства». Самыми привлекательными на ее лице, как отмечали многие современники, были прекрасные, выразительные глаза. В предстоящие годы во время аудиенций она будет смотреть на чиновников с самым убедительным выражением глаз, но порой ее властный взгляд наводил ужас. Будущий первый президент Китая генерал Юань Шикай, который служил под ее началом и приобрел репутацию жестокого человека, признавался, что присутствие духа он терял только под взглядом Цыси: «Я не знаю почему, но меня пробивал пот. Я просто терял самообладание».