Тем не менее трансформация нормативной базы мирового порядка после Второй мировой войны заметна в путях, пройденных странами, отклонившимися от модели деколонизации. Хотя истоки расового господства в Южной Африке и Родезии (карта 10.3) лежат в их колониальном прошлом и хотя их расовые идеологии и формы дискриминации были вполне в репертуаре колониального правления, к 1960-м годам защита расового порядка должна была осуществляться в национальных, а не имперских терминах. Южная Африка, самоуправляющаяся с 1910 года, настаивала на своих суверенных прерогативах, отказывая чернокожим в праве голоса, а сегрегацию называя "отдельным развитием". В 1960 году она вышла из Британского содружества. Белые Родезии, которые десятилетиями использовали частичное самоуправление в рамках Британской империи для того, чтобы чернокожие не играли никакой значимой политической роли, провозгласили одностороннюю независимость от Великобритании в 1965 году и в течение пятнадцати лет отстаивали господство белых как суверенную прерогативу. Португалия оставалась более откровенно имперской страной. У себя дома она не была демократией, и поэтому противоречия между метрополией и колониальным правительством не были столь вопиющими.
Рисунок 13.2
Основание движения неприсоединения. Гамаль Абдель Насер из Египта и Джавахарлал Неру из Индии, беседующие в центре фотографии, в Бандунге, Индонезия, апрель 1955 года. Говард Сочурек для Time Life, GettyImages.
Ни один из этих режимов не пережил заразительную природу деколонизации. Освободительные движения в португальских Гвинее-Бисау, Анголе и Мозамбике находили вдохновение и убежище у своих независимых соседей и вели долгие и изнурительные партизанские кампании. Последний момент португальской империи в Африке - после пятисот лет - наступил в 1974 году, когда военные, которым было поручено подавлять партизан, восстали против своей роли, освободив родину от фашистской диктатуры, а колонии - от колониализма. Большинство переселенцев, многие из которых никогда не видели европейскую Португалию, "вернулись" на родину. Португалия, как Франция и Британия, стала одновременно более национальной и более европейской, отказавшись от имперского представления о себе.
Дольше всех продержалась Южная Африка с самым многочисленным белым населением и самыми сильными национальными традициями. Несмотря на претензии белых на то, что они представляют христианство и западную цивилизацию, именно Африканский национальный конгресс (АНК) успешно отстаивал демократические принципы перед мировым сообществом и среди чернокожих южноафриканцев. АНК поддерживали уже независимые африканские государства и движения за рубежом, в том числе бойкотируя торговые, спортивные и культурные обмены с ЮАР. Идеологическая и социальная изоляция стала труднодоступной для белой элиты; насилие делало южноафриканские города все более непригодными для жизни. Траектория, открытая первым белым поселением в 1652 году, развившаяся в расовый капитализм в конце XIX века и трансформировавшаяся в национальную систему белого правления в XX, была окончательно завершена 27 апреля 1994 года, когда чернокожие южноафриканцы пришли на избирательные участки, чтобы избрать лидеров по своему усмотрению. Подавляющее большинство белых, в отличие от переселенцев из Индонезии, Алжира, Анголы и Мозамбика, остались гражданами ЮАР. Однако превращение политического равенства в экономическую и социальную справедливость в ЮАР остается такой же труднодостижимой задачей, как и стремление других африканских стран к паритету с бывшими колониальными державами.
Изменилось как содержание, так и название империи. Франция, Британия, Нидерланды и Бельгия отказались не только от власти в настоящем, но и от ответственности за прошлое. Они "деколонизировались", и их бывшие колонии были предоставлены сами себе. Отделившиеся государства могли просить о помощи, но не имели на нее права. Соединенные Штаты и СССР участвовали в актах ухаживания и принуждения по отношению к новым независимым государствам, но они тоже не брали на себя ответственность за последствия своих соблазнов, периодических вторжений и массированного распространения вооружений. Организация Объединенных Наций стала общепризнанным символом мира эквивалентности суверенных государств. Эквивалентность была фикцией, и, как многие политические фикции, она имела материальные последствия.