Выбрать главу

В условиях политического режима, предполагающего тотальное присутствие государства в политике, экономике и культуре, общество становится колонией государства. Государство не просто навязывает обществу идеи и мнения, оно формирует официальный дискурс, которого следует придерживаться. Если, например, государственные органы запрещают использование слов «война», «нападение», «вторжение» и применяют санкции за их использование, предписывая пользоваться исключительно термином «военная операция», — это не просто авторитарно навязываемый идеологический диалект, а предписание, свойственное тоталитарной системе.

Фото: Игорь Селиванов / специально для «Новой газеты»

Государственная идеология транслируется и правоохранительной системой. Симптоматичен в этом смысле суд по запрету деятельности «Мемориала» *. Главная организация российского гражданского общества была обвинена прокурором в том, что она «создаёт лживый образ СССР как террористического государства». Аргументация не правовая, а публицистическая и идеологическая. «Почему вместо гордости за страну, освободившую мир от фашизма, нам предлагают каяться за своё, как оказалось, беспросветное прошлое? Потому что за это кто-то платит, — заявил прокурор. — Организация, претендующая на звание совести нации, почему-то не хочет в каждой своей публикации напоминать, кем они проплачены».

В доставке идеологем внутренней аудитории важен ещё и пафос — ультраконсервативная идеология всегда очень торжественная. И запальчивая. А ещё она должна быть крикливо базарной и шумной — децибелы имеют значение.

Поэтому идеологическая обработка населения политическими ток-шоу на государственном телевидении ведётся на повышенных тонах , с обидой и возмущением, с высоким градусом враждебности ко всему вокруг.

Простое, как мычание

Идеология во внешних своих проявлениях не может быть сложной — она должна быть поучительной, как притча; простой, как лозунг; сводимой к знаку, у которого нет даже вербального наполнения и объяснения, но есть всем понятный эмоциональный смысл: национальное коллективное бессознательное было редуцировано до знака Z и приравнивания Победы 1945 года к неизбежной «победе»-2022 над тем же «нацизмом».

Военизированная традиционалистская идеология почвы, крови и милитаристского порыва — это архаика в современном мире. Это попытка возродить фундаменталистскую идентичность на основе реанимированных, упрощённых, зачастую выдуманных «скреп» взамен посттрадиционалистской идентичности современного универсалистского демократического и рыночного общества, для которого «героика» неспровоцированных боевых действий — архаическая дикость.

Фото: Игорь Селиванов / специально для «Новой газеты»

Российское общество после 24 февраля добровольно отказалось что-либо знать, отгородившись от мира буквой Z, как крестом.

Культ Победы в этой идеологии превращается в культ войны как таковой.

Этому режиму важно, чтобы постулаты его идеологии, искренне или имитационно, поддерживали все. Это и есть феномен подчинения обывателей политическим правилам игры в тоталитарном государстве — Gleichschaltung, явление, известное не только в Германии начиная с 1930-х годов, но происходящее именно оттуда и именно из того времени.

Рента, вотчина, ресурс

У путинской идеологии полностью отсутствует позитивное содержание. У неё нет положительной цели, образа желаемого будущего. Вся идентичность основана на чём-то негативном, потому и милитаризм оказывается её важной составляющей. Героизируются убийства и насилия, персонажи, не имеющие имён, обладатели кличек — например, Моторола.

Основными институтами, заслуживающими доверия, становятся структуры насилия — армия и ФСБ. Все это освящается официальной Русской православной церковью. ФСБ и РПЦ сливаются в «симфонии».

Имперская идеология напрямую вытекает из рентной (зависимость доходов госбюджета от нефти и газа) и вотчинной (у кого власть — у того и собственность) природы государства-колонизатора. И навязывается она в обстоятельствах тотальной зависимости от государства огромных слоёв населения. Всё для государства, ничего вне государства, всё под государством, то есть под конт­ролем групп, это государство представляющих (именно групп, а не институтов — например, парламента). Для формирования такой модели есть исторические основания. Собственность в России всегда скорее выдавалась государством, чем создавалась снизу без его участия. На это кто только не обращал внимания — от Василия Розанова («В России вся собственность выросла из «выпросил» или «подарил» или кого-нибудь «обобрал») до Ричарда Пайпса («право суверенитета и право собственности сливаются до такой степени, что делаются неотличимы друг от друга»).