Лидера Боевой организации привозят в Петербург и сажают в Петропавловскую крепость. Уже арестованы несостоявшиеся убийцы Победоносцева, поручик Григорьев и его жена Юрковская, а также крестьянин Качура, покушавшийся на харьковского губернатора. Жандарм Спиридович утверждает, что Качура очень боится демонического Гершуни — он соглашается давать показания только после того, как ему показывают фотографию лидера Боевой организации в кандалах.
Гершуни поначалу не верит, что его верный сообщник Качура раскрыл следствию все подробности. Но потом ему рассказывают детали, о которых не мог знать никто другой. «В душе поднимается невероятный ад, — вспоминает Гершуни. — Мгновение — и все перед глазами поплыло. Делаешь над собой невероятное усилие и, сохраняя наружное спокойствие, стараешься возможно скорее отделаться от них. В камеру! Скорее бы в камеру! Гулко гремит засов — ты один. В мозгу поднимается что-то большое, большое, чудовищно безобразное. Точно щупальца спрута охватывают тебя всего железными тисками и какой-то давящий замогильный холод леденит сердце. Знаете ли вы, что такое смертельный ужас? Вот тогда пришлось испытать его! Ужас за человека, ужас за сложность и таинственность того, что называется человеческой душой. Давящим призраком стоит: Качура — предатель! Ум отказывается верить, а не верить — нельзя…
Болью и мукой всегда отзывается такое падение революционера. Но когда вы в тюрьме, когда вас ждет тот же неизвестный тернистый путь царских застенков, когда вас собирается поглотить та же мрачная, таинственная пасть российского правосудия, это нравственное падение приобретает для вас особенно зловещий характер».
Гершуни три месяца сидит в Петропавловской крепости. В августе поглядеть на главного злодея империи приходит сам Плеве. «Подскочил так близко, точно обнять хотел, — вспоминает Гершуни. — Несколько секунд мы стояли друг против друга. Дверь по его приказанию была закрыта, и мы были совершенно одни».
— Имеете что сказать мне? — спрашивает министр.
— Вам?! — выразительно отвечает Гершуни.
Плеве вылетает из камеры так же быстро, как влетел.
Еще через три месяца заключенному предлагают довольно легкую сделку со следствием: он должен признать себя членом Боевой организации и за это смертный приговор будет заменен на пожизненное. Заключенный демонстративно отказывается: «Я еврей. Вы ведь, а равно и те, которые достаточно глупы, чтобы вам верить, твердят, что евреи стараются уходить от опасности, что вследствие трусости избегают виселицы. Хорошо! Вам будет дано увидеть пример "еврейской трусости"! Вы говорите, что евреи умеют только бунтовать? Вы увидите, умеют ли они умирать. Скажите вашему Плеве: торговаться, сговариваться нам не о чем. Пусть он делает свое дело: я свое сделал!»
Марионетки вырываются
Пресловутая «еврейская трусость» волнует не только Гершуни. Об этом говорят во всех местечках черты оседлости. Евреев Российской империи потряс погром в Кишиневе. Многим казалось, что в ХХ веке такое невозможно — а раз возможно, значит, в жизни надо что-то радикально менять.
В начале июня в Минске собирается руководство Независимой еврейской рабочей партии. Кишиневский погром стал для большинства ее членов шоком. Несмотря на то что именно Генрик Шаевич, лидер одесской ячейки, сыграл ключевую роль в создании отрядов еврейской самообороны в Одессе, это вовсе не прибавило партии славы. Наоборот. Среди евреев Российской империи ходят слухи, что погром был организован властями, будто бы Плеве лично давал на то указания. Это значит, что сотрудничество с Независимой еврейской рабочей партией становится делом постыдным, многие прежние сторонники отворачиваются от «независимцев». Да и сами активисты не хотят состоять в марионеточной партии, считаться провокаторами на службе полиции. Партия принимает решение о самороспуске.
Удивительно, но в Петербурге «независимцев» вовсе не считают лояльными марионетками. Наоборот, Плеве убежден, что эта авантюра Зубатова зашла слишком далеко, и требует от него немедленно прекратить деятельность партии. Зубатов пытается сопротивляться. Он настаивает, что развитие лояльных общественных движений необходимо государству, Плеве же уверен, что самое важное — обезвредить государственных преступников, а еврейская партия к этой цели не приближает, ведь лидеры БУНДа и так уже пойманы, зато сами «независимцы», очевидно, выходят из-под контроля. Зубатов в ответ даже угрожает отставкой, но Плеве пока удерживает его.