Графически данные отличия можно выразить так:
Держава Модэ: (1→3→4 + 2→6 + 12);
Ханство Огуза: (1→2→6→2→4).
В отличие от версии Сыма Цяня, легенда об Огуз-хане более реалистично описывает ход борьбы за власть. Согласно последней версии, отец Огуза Кара-хан знал о планирующемся заговоре и сам активно готовился к нему. Так называемая «охота» стала для обеих сторон как бы местом официальной «разборки». Не было ни заговора, ни внезапности, ни коварного отцеубийства (Кара-хан погиб во время сражения по одной версии от чьей-то сабли, по другой — от случайной стрелы). Просто в схватке двух сил победила сильнейшая.
В советской литературе предпринимались попытки рассматривать легенду об Огуз-хане как исторический источник[184]. Однако возможности получения из фольклора прямой исторической информации принципиально ограничены. Исследования фольклористов, в первую очередь В.Я. Проппа (1976), показывают, что эпос, сказки и другие формы фольклорных произведений не дают реального изображения конкретных событий и исторических деятелей. Судя по всему, этот вывод в немалой степени справедлив и в отношении легенды о Модэ, хотя в данном случае мы имеем дело, конечно, с не совсем фольклорным произведением.
Определенно можно сказать, что Модэ получил престол посредством свержения законного правителя (возможно, отца). Из второй части легенды ясно, что после переворота им были разбиты и подчинены дунху. Однако, пожалуй, этими событиями достоверная информация ограничивается. Мы можем лишь догадываться, как разворачивались реальные события. Теоретически они могли происходить в соответствии с сценарием «Ши цзи», когда Модэ перехитрил и убил своего отца. Но не менее вероятна и сюжетная линия легенды об Огуз-хане, повествующая о гражданской войне. Впрочем, события могли разворачиваться совсем иным, неизвестным нам путем.
По этой же причине нет возможности восстановить реальную хронологию событий. В фольклорных произведениях время нереально. Оно подчинено логике сюжета произведения. Все события, которые происходят с главными героями, развиваются по законам жанра (в данном случае по нарастающей), но не в соответствии с реальным историческим временем. До 209 г. до н. э. можно говорить только о хуннской «доистории». Конкретная событийная история начинается только после этой даты.
Становление империальной организации
Базисом хуннского могущества в Великой степи стала отлаженная военная система. Китайские источники неоднократно свидетельствуют о воинственном образе жизни северного соседа. С раннего детства мальчики и юноши тренировались в стрельбе из лука и скачках на лошади. Все взрослые мужчины входили в состав военно-иерархической организации хуннского общества[185]. Хронисты образно именовали Хуннскую державу «царством военных коней», а самих номадов сравнивали с «вихрем» или «молниями», а в официальных документах, в противопоставлении оседлым китайцам, хунну именуются как народы, «натягивающие луки»[186].
Точное количество воинов, которое могла выставить в случае необходимости Хуннская держава, неизвестно, хотя данный вопрос интересовал еще ханьских лазутчиков. Самая большая численность хуннских воинов в 400 тыс. всадников указана Сыма Цянем в знаменитом 110-м цзюане «Ши цзи» в описании знаменитой Байдэнской битвы 200 г. до н. э. между Модэ и Гао-ди[187], хотя в 99-м цзюане этого же трактата он приводит иное число хуннских кавалеристов — 300 тыс. человек[188]. К последнему числу склоняется и B.C. Таскин, который суммировал все основные сведения из летописей на этот счет[189].
Имеется еще один вариант подсчета численности вооруженных сил Хуннской империи, который вполне согласуется с приведенными выше данными. В 110-м цзюане «Ши цзи», где подробно описывается политическая система хуннского общества периода правления Модэ[190], сообщается, что из 24 «темников» (вань-ци) 10 наиболее знатных имели в своем подчинении не менее 10 тыс. всадников. Остальные 14 «темников» руководили несколько меньшими воинскими подразделениями. Можно смело считать, что это количество было никак не менее 5–7 тыс. лучников. Если суммировать эти данные, то получится, что численность войск левого и правого крыльев империи составляла около 170–200 тыс. человек. Если допустить, что шаньюй имел в подчинении примерно такое же количество воинов, что и командующие крыльев, то в совокупности это составляло около 250–300 тыс. человек.