Отсюда, кстати, следует еще один интересный вывод. Введение «удельно-лествичной» системы правления крыльями империи свидетельствует, что племена, входившие в состав левого и правого крыльев, не были столь же лояльны, как племена «центра». Они управлялись имперскими наместниками, являвшимися ближайшими родственниками шаньюя. Возможно, это служит доказательством того, что именно племена центральной части составляли «ядро» хуннского этноса. Исходя из этого можно допустить, что численность «чистокровных» хуннов в империи была чуть более одной трети.
Какова была численность хуннского войска во время ведения боевых действий? Известно, что каждый свободный кочевник одновременно являлся воином[191]. Но вряд ли к большинству походов за добычей привлекались все номады сразу. В летописных источниках имеются данные о примерной численности хуннских армий, воевавших с Китаем. в 166 г. до н. э. — 140 тыс. человек[192], в 140 г. до н. э. — 100 тыс. человек[193], в 128 г. до н. э. — 20 тыс. человек[194], в 125 г. до н. э. — 90 тыс. человек[195], в 103 г. до н. э. — 80 тыс. человек[196], в 97 г. до н. э. — 100 тыс. человек[197], в 90 г. до н. э. — 50 тыс. человек[198], в 80 г. до н. э. — 100 тыс. человек[199].
В целом средняя численность хуннских войск была около 90 тыс. всадников, что составляло примерно третью часть всего военного потенциала державы. Это примерно сопоставимо с численностью войск Монгольской империи. К началу похода на Цзинь армия Чингисхана составляла около 100 тыс. всадников (95 «тысяч» плюс «тысячи» из так называемых «лесных» племен).
Интересно, что в годы кризиса Хуннской империи (78–28 гг. до н. э.) численность воинских подразделений, совершавших набеги на Китай, была намного меньше 10–20 тыс. человек[200].
Что представляла собой хуннская армия? Сыма Цянь описывает вооружение и тактику хуннского войска: «Из оружия дальнего действия [они] имеют луки и стрелы, из оружия, применяемого в ближнем бою, — мечи и короткие копья с железной рукоятью. Если сражение складывается благоприятно [для них] — наступают, а если неблагоприятно — отступают»[201].
Археологические материалы подтверждают данные письменных источников. Действительно, основу хуннского вооружения составляли лук и стрелы[202]. Стрельба из лука на дистанции являлась традиционной тактикой не только для хунну, но и для кочевников Евразии древности и средневековья. Источники сообщают о ее существовании, например, у скифов, сарматов, гуннов, тюрков, уйгуров, кимаков, огузов, сельджуков, скотоводов Южной Сибири, монголов[203], хотя, безусловно, распространение данного способа ведения военных действий только этими народами не ограничивалось. Даже с появлением тяжелой кавалерии основу войска номадов, как правило, продолжали составлять легковооруженные всадники.
В самой могущественной из степных армий всех времен и народов — монгольской продолжали господствовать традиционные принципы боя: «Они (т. е. монголы. — Н.К.) неохотно вступают в бой, но ранят и убивают людей и лошадей стрелами, а когда люди и лошади ослаблены стрелами, тогда они вступают с ними в бой»[204].
В то же время предметов вооружения ближнего боя в хуннских памятниках пока обнаружено немного, хотя встречаются как предметы защитного вооружения, так и палаши, кинжалы, копья и булавы[205].
Из всего этого следует, что основу хуннских войск составляли легковооруженные всадники, а их тактика базировалась на дистанционном обстреле врага из луков. Массированный обстрел врага на расстоянии приносил большой урон, тогда как в ближнем бою хуннский кинжал или меч значительно уступал китайской алебарде. Не случайно в знаменитом Байдэнском сражении 200 г. до н. э. шань-юй Модэ так и не рискнул отдать приказ своим воинам броситься в рукопашную схватку, в результате чего стороны пошли на заключение мира. Но в то же самое время хуннские обоюдоострые палаши были длиннее акинаков, которыми были вооружены народы Саяно-Алтая, что, по мнению Ю.С. Худякова[206], предопределило превосходство в ближнем бою хуннской конницы.
202
см., например: Коновалов 1976: 173–179; Давыдова 1985: 46–49; Цэвэндорж 1985: 79; Худяков 1986: 26–43, 46–48, 51; и др.
203
Мелюкова 1964; Хазанов 1971; Черненко 1981; Худяков 1986:62, 105–106,133,160–163,169,174, 178,198; Агаджанов 1991: 149, 205; Першиц 1994: 154–159; Гмыря 1995: 180–181 и др.