Выбрать главу

Русский бизнес — купечество, промышленники, деловые люди — оказались в ситуации двоякой. С одной стороны — государство целенаправленно, многолетними усилиями подталкивало экономику к развитию. Александр III, а за ним и его сын Николай II — отказались воспринять идею Победоносцева о «замораживании России» по крайней мере в сфере экономики — наоборот, ставка была сделана на быстрый рост. Но с другой стороны — капитализм не обладал моральной санкцией со стороны общества и интеллигенции, и последствия этого куда глубже, чем принято представлять. Еще при Николае II в самых разных сферах принимались антирыночные законы: например, происходила скупка частных железных дорог в казну (после чего темпы строительства резко упали), с началом войны правительство пыталось взять на себя скупку и реализацию продовольствия на нерыночных условиях, что окончилось провалом и принесло немалый вред. Все больше и больше органов, государственных и муниципальных (земства) пытались регулировать, распределять и запрещать, вмешиваясь в экономику намного сильнее, чем в классических странах с рыночной экономикой того времени. Идея «государства-ночного сторожа» никогда не была популярна в России, как и идея «равных возможностей». Общество в лице его лучших представителей — боролось не за свободу, а за замену государственного контроля общественным, причем иногда даже более жестким. Так что национализация промышленности, а потом и колхозы — все это родилось не на пустом месте, такие идеи бродили в социуме и до 1917 года — просто большевики до предела заострили вопрос, и применили намного больше насилия, чем кто-либо до них.

Еще одна вина интеллигенции — она не только не попыталась привить в обществе уважение к закону, но и сделала все чтобы внушить мысль о законе как инструменте насилия государства над обществом, нарушение которого — является актом освободительной борьбы. В итоге — дореволюционная Россия была местом, где закон попирался систематически, массово и во всех смыслах. В стране происходил беспредел на всех уровнях — присяжные оправдывали убийц, Царь прерывал занятия Думы, чтобы принять законы чрезвычайным порядком, граждане воровали, обманывали и наживались друг на друге, как только могли. Свирепствовали уголовная преступность и терроризм. Миф о том, что миллионные сделки заключались под честное слово — не более чем миф, он описывает отношения старообрядческих купцов и то в 19 веке — в двадцатом их сыновья и внуки включились в азартную игру «нае… ближнего своего» ничуть не меньше других. Война выявила, насколько поражены рвачеством и коррупцией даже те структуры, которые в других государствах не были этому подвержены — это армия и земства (муниципальная власть). Земства, претендуя во время войны на перехват части, а то и всех функций, какие ранее исполняло государство — на деле показали, что они ничуть не лучше, а скорее даже хуже, лживее, порочнее государственных чиновников.

Ну и последнее что можно сказать о русской интеллигенции — она в отличие от всех других оказалась совершенно глуха к национальным чувствам русских и не только взялась за выработку национального проекта, но и всячески пыталась принизить русских, внушая им деструктивные мысли об исторической вине русских чуть ли не перед всем миром и о том, что государство и власть — не русские и их надо свергнуть.