Неожиданное появление в дверях военного министра Рута заставило Эйди вежливо, на манер Сен-Симона, удалиться, ни разу не повернувшись спиной к присутствующим и ни на мгновение не переставая пыхтеть сигарой.
Рут присел на край стола Хэя.
— Майор хочет, чтобы все американцы покинули Китай.
— Как это осуществить, если они окружены боксерами в Пекине?
— Я сказал ему, что это неразумно, если только одновременно не уйдут и русские, чего они делать не собираются. Его беспокоит, как эта ситуация отразится на выборах.
Хэй вздохнул.
— Я препоручаю Азию вам. Я препоручаю вам госдепартамент. Я удаляюсь…
— Вы отдаете слишком много.
— По крайней мере, я не оставляю на вас Тедди. — Хэй бросил взгляд на запечатанный конверт с письмом губернатору Нью-Йорка. — Он собирается побывать с речами во всех штатах.
— Любопытно, упомянет ли он хоть один раз президента. — Неприязнь Рута к Рузвельту была совершенно безличностной и спонтанной. В то же время в политическом смысле они отлично уживались: два практичных человека, нуждавшихся друг в друге. Тедди уже написал Руту, изложив свою версию конвента, и Рут прочитал это послание Хэю: «Четыре труднейших дня в Филадельфии». Выдвижение собственной кандидатуры звучало в его устах как победа на поле брани. — А что собирается делать Майор?
— Он поедет домой в свой Кантон, — сказал Хэй. — Он будет сидеть на крыльце, беседуя с людьми вплоть до дня выборов…
— … и прислушиваясь, не звонит ли телефон.
— Честно говоря, у нас не все в порядке на Филиппинах. — Рут перешел на серьезный тон. — Тафт нерешителен. Макартур упивается своей ролью военного проконсула.
— С генералом вы можете совладать.
— Я разжалую его в сержанты, если он не будет слушаться приказов, — ухмыльнулся Рут. Но я не в состоянии переделать характер Тафта. Если до ноября случится беда…
— Брайан все равно не будет знать, как ею воспользоваться. Президента переизберут, и я перестану быть конституционным наследником престола. Вы уверены, что не хотите занять мое место?
Хэй совершенно искренне — по крайней мере в эту минуту — желал оставить службу. Но Рут не хотел и слышать об этом.
— Мы с вами составляем отличную команду, — сказал он и взял «Вашингтон трибюн» из кипы газет со всех концов страны, сложенных на боковом столике. Когда-то сам Хэй точно так же готовил газеты для президента Линкольна. Но в отличие от Линкольна, который никогда не был журналистом, Хэй знал, что газеты нельзя принимать всерьез. Однако выдумщики, знал он, легко верят сказкам.
— Невеста Дела, кажется, развернулась во всю.
— Она говорит, что газета перестала приносить убытки, — сказал Хэй, — и что она этим приятно удивлена.
Однако начиная с весны Каролина снова несла убытки и это не доставляло ей никакого удовольствия. Она истратила кучу денег, освещая работу обоих национальных конвентов. Поскольку Херст вселил в каждого американского журналиста преувеличенное представление о его, журналиста, значимости, она была вынуждена заплатить бывшему корреспонденту «Нью-Йорк геральд» гораздо больше, чем могла себе позволить, за репортаж о филадельфийском конвенте, оказавшийся на удивление превосходным. Неужели Херст прав, утверждая, что каждый получает то, за что заплатил? Сейчас, устроившись на лужайке «коттеджа» мадам Делакроу, она читала напечатанный в «Трибюн» отчет о выдвижении 5 июля кандидатуры Уильяма Дженнингса Брайана в президенты на конвенте в Канзас-сити. В качестве напарника Брайан выбрал старого вице-президента еще при президенте Гровере Кливленде — Эдлая Стивенсона[106] из Иллинойса. Каролина тщательно сличила отчет в своей газете с репортажами конкурентов. Хотя Херст энергично поддержал кандидатуру Брайана, о серебре почти не говорилось, а что касается антиимпериалистических взглядов Брайана, то империалист Херст о них едва упомянул. К счастью, Брайан и Херст были заодно, когда речь шла о «преступных трестах», что бы под этим ни подразумевалось, подумала Каролина, открывая новую газету Херста «Чикаго америкэн», официальная премьера которой состоялась 4 июля и которой оказались присущи и херстовская энергия, и чудовищное количество неточностей.
106