— У меня в легком пятнышко размером с долларовую монету — почему снова всякий раз доллар, спрашиваю я? Но уж лучше монета, чем целая купюра, зеленая спинка. Я думал, что солнце меня излечит, как излечивало всегда, но Флорида меня подвела, как подвела многих до меня, в том числе и тебя, Джон. Разве ты не хотел баллотироваться от Флориды в конгресс в шестьдесят четвертом году?
— Да, ты прав, именно оттуда, — сказал Хэй. — Я люблю притворяться, будто то была идея президента Линкольна — провести в конгресс побольше друзей. Но саквояж, который я взял с собой во Флориду[116], был мой собственный… — А потом, — закончил Хэй уже про себя, — когда я уже собрался подать в отставку с должности секретаря президента, его убили. — Хэй снова подумал, как странно, что он, еженощно видя сны, никогда не встречался в них со Старцем.
Хотя Кларенс Кинг умирал, он был полон решимости ни на минуту не ослаблять усилий ума и энергии. Он был бородат, как Хэй и Адамс: вся троица отрастила бороды почти одновременно, начав с лихих юношеских усов, за которыми в зрелые годы последовали внушительные бороды.
Хэя поразила перемена, происшедшая в Кинге; он появился несколько дней назад, измученный и неухоженный. Уильям и Мэгги взяли его в свои руки, уложили в постель и кормили до отвала.
— Туберкулез творит чудеса с аппетитом, — сказал Кинг за первой едой. — Святым причастием назвал это застолье Червей Адамс, и Хэй заметил, что пятое место за столом было оставлено для пятого, никогда не упоминавшегося члена братства, Клоувер Адамс. Кинг, естественно, вспоминал что-то из того, что говорила когда-то Клоувер, но Адамса это не задевало; впрочем, Кинг и не мог причинить боль Адамсу, который называл своего друга величайшим человеком их поколения, вызывая в Хэе постыдную зависть; но ведь Генри Адамс всегда был влюблен — другого слова не подберешь — в геолога, натуралиста, философа, путешественника, создателя горнорудных компаний, человека Возрождения, который теперь, когда его жизнь подошла к концу, умудрился рухнуть в пропасть. Кинг разорился дотла в депрессию 1893 года и хотя снова отправился на исследование Юкона и других уголков мира, он превратился просто в блестящего геолога, состоящего на службе. Никогда уже не будет шахт Кинга, состояния Кинга, вдовы и детей Кинга, только воспоминания Червей о славном собрате, который мог ночь напролет говорить о происхождении жизни; они собирались все вместе отправиться в горы Сьерра-Невада, чтобы увидеть высоченный пик, названный его именем.
Гора и память — это не так уж много, подумал Хэй, но зато какую жизнь прожил Кинг! Пока Адамс и Хэй сидели за письменными столами, читали, писали или суетились на периферии власти, Кинг обследовал и нанес на карту американский Запад и вдохновенно описал этот новый мир, который он открыл, не говоря уже о залежах полезных ископаемых, которые будут добывать другие. Адамс был настолько захвачен Кингом и его идеями, что сбежал из Гарварда на дальний Запад вместе с Кингом, путешествуя и пробуя на вкус суровую жизнь на лоне природы. В более поздние годы они часто путешествовали вместе, а недавно побывали на Кубе. Оба пылали страстью к полинезийским женщинам, «девушкам с кожей темного золота», как они загадочно именовали эти вполне осязаемые видения, недоступные Хэю. В 1879 году Кинг стал директором Геологического Бюро Соединенных Штатов, созданного в немалой степени ради него при всемерной поддержке сенатора Джеймса Г. Блейна[117], который был не слишком обрадован, когда в романе «Демократия», написанном, предположительно, одним из Червей, его изобразили в виде продажного сенатора Рэтклиффа. Хэй часто задумывался над тем, что Адамс каким-то образом, инстинктивно что ли, навредил обожаемому им человеку, которому он к тому же больше всех завидовал. В 1880 году Кинг вынужден был покинуть этот единственный пост, о каком когда-либо мечтал; постепенно он вошел в жизнь Джона и Клары Хэй, и с тех пор крайне разборчивые в своих привязанностях сердца Пяти Червей бились, как одно, пока Клоувер Адамс не приняла цианистый калий и вместо Пяти Червей осталось Четверо. Совсем скоро, с грустью подумал Хэй, глядя, как апрельское солнце отражается в лихорадочных глазах Кинга, останутся Трое, затем Двое, Один, ни одного. Почему?
Ответил Кинг, словно заглянув в мысли Хэя.
116
После Гражданской войны на американский Юг устремились многочисленные искатели счастья, за которыми закрепилось наименование «саквояжники». Впоследствии это слово вошло в политический лексикон для обозначение политика, выдвигающего свою кандидатуру на выборах не по месту жительства.
117