Тот заметно стушевался.
— Так точно, ваше благородие.
И добавил мечтательно:
— Скорее бы в бой пошли. А то я тут в батальоне как та белая ворона, в одном ряду со всякими кашеварами и возницами.
Норкин понимающе кивнул. Ситуация знакомая. Причём, если в обычной части в европейской России это сейчас не настолько бросалось в глаза, то вот на Дальнем Востоке, где много ветеранов сейчас, это уже реальная проблема, а про части Лейб-Гвардии, где герой на герое, и говорить не приходится.
— Ладно, братец, пришли мы, как я вижу. Потерпи. Войны на всех хватит.
Вестовой кивнул:
— Хорошо бы. Спасибо, ваше благородие.
Подпоручик шагнул в блиндаж комбата и забыл о существовании вестового. Внутри его ждали склонившиеся над картой фигуры комбата и кого-то из офицеров, которого Норкин пока не знал.
Вытянувшись, Борис приложил ладонь к папахе и доложился:
— Товарищ капитан, по вашему приказанию подпоручик Норкин прибыл!
Князь Императорской Крови оторвал взгляд от карты и поднял голову.
— А, Борис Ильич, проходите. Знакомьтесь — штабс-капитан Новинский, наш командир разведывательной роты.
Норкин и Новинский обменялись рукопожатиями.
— Сергей Сергеевич Новинский. Рад знакомству.
— Борис Ильич Норкин. Рад знакомству.
Комбат вновь вернулся в разговор.
— Так вот, Борис Ильич, вы тут человек новый. Не желаете ли осмотреться? Так сказать, посильно ознакомиться с местными достопримечательностями?
Норкин несколько настороженно кивнул.
— Да, не отказался бы. А… тут есть достопримечательности?
Командир усмехнулся.
— Ну, там сами определитесь. По месту. Достопримечательности это, или, как говорится, отнюдь. Дело в том, что Сергей Сергеевич с группой разведки сегодня выдвигается на передок. А то японцы как-то расслабились, давно от нас гостинцев не получали.
Ничего не поняв, Борис всё же кивнул.
— Да, я готов.
Кивок.
— Ну, вот и славно.
* * *
На фото: Король Италии Виктор Эммануил Третий (в центре).
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. НОВЫЙ ИЛИОН. СТАДИОН «ЮНОСТЬ ИМПЕРИИ». 1 ноября 1921 года.
Глядя в чашу стадиона, мой тесть тихо поинтересовался:
— А почему ты сам не выступишь? Они ведь твои подданные и ты сам символ новой жизни?
Пожимаю плечами.
— Ну, кто я для них, ну, кроме того, что Священная Особа и Государь Император? Обыкновенный старый пердун, прости мой французский. Вот сам подумай на секундочку. Для молодых людей лет пятнадцати-двадцати все те, кому за сорок лет, представляются дремучими замшелыми стариками. Не согласен?
Император Рима кивнул.
— Да, пожалуй, что так. Но всё же? Ты достаточно молод и харизматичен. Уверен, что в тебя влюблено половину барышень всех возрастов в твоей Империи. И не только в твоей.
Киваю.
— Возможно. Но это совсем не то. Этого хватает для текущей популярности, но этого мало для движения вперед. Я ведь не музыкант какой-нибудь или поэт, что мне в восторгах толпы, особенно её женской половины? Это лишь фактор стабилизации общественных настроений, но не фактор развития. Нет, тут нужна яркая юная звезда, от которой сходят с ума, и которая поведёт за собой.
Король Италии Виктор Эммануил Третий с некоторым сомнением покачал головой.
— Ты знаешь, мне тут, после твоих слов, почему-то приходит на ум сравнение с Жанной Д’Арк. Она плохо кончила и я, как отец, не хотел бы такой яркой судьбы для своей дочери.
* * *
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. НОВЫЙ ИЛИОН. СТАДИОН «ЮНОСТЬ ИМПЕРИИ». 1 ноября 1921 года.
Звучали фанфары. Маша привычно и гордо поднималась на трибуну. Что она ощущала в этот момент? Ничего, по большому счету. Обычный день и обычная работа. Подумаешь, произнести очередную речь. Давно уже прошёл тот мандраж, который был у неё сразу после коронации.
Говорят, что многие творческие особы буквально живут вниманием толпы, словно те вампиры, высасывая энергию из восторгов и беснования поклонников. Императрица никогда не чувствовала ничего такого. Может она не творческая личность?
М-да. Как говорит Миша: «Можно вывезти девушку из Рима, но нельзя вывезти Рим из девушки». Нет, в Риме огромное количество творческих натур, но вот личности, которые относятся к высшим слоям Рима и Ватикана, как-то не страдают излишней легкомысленностью и романтизмом. Так уж получилось. Естественный отбор по методу господина Дарвина.
Что ж, все, кто сейчас не сводят с неё глаз, тоже прошли несколько степеней естественного отбора прежде чем попасть сюда. И далеко не все пройдут следующие этапы. Включая неизбежный мордобой в Звездном и все прелести учёбы там.
Но это будет потом. А пока двадцать пять тысяч юных лиц смотрели на неё с восторгом. Да, Миша был их Императором. Но и она сама была для них символом. Символом новой жизни, надежды на будущее, мечты, в конце концов.
Двадцатилетняя Императрица. Дерзкая и озорная. Величественная и простая. Жесткая и смешливая. Холодная и открытая.
Конечно, над её образом работали лучшие специалисты, а самым лучшим спецом был, конечно, её родной Миша, но она и сама была такой. Юной и задорной. Жестокой и беспощадной. Весёлой и коварной. Она была просто Императрицей. Молодой, ищущей себя и смысл бытия в себе, как все барышни в двадцать лет, умеющие ненавидеть всем сердцем, и, как все итальянки, страстной и верной, противоречивой и идущей до конца. Да, нельзя вывезти Рим из девушки. Тут Миша прав.
Хочет ли она назад, в Рим? Нет. После корон Третьего и Второго Рима ей будет в Первом слишком тесно. Она была и есть Императрицей самой великой Империи на Земле. И пусть Британская империя больше по площади (формально), пусть Американская империя намного богаче, но именно Империя Единства является той силой, которая движет всё человечество в будущее.
Какой уж тут Рим.
Двадцать пять тысяч лиц смотрели на неё. Будущее Империи. Будущее мира.
Что ж, она на трибуне. Перед ней на пюпитре её речь, но она не заглядывает туда. Текст она знает, а если что захочет добавить от себя — добавит. Суфлёр ей тут не нужен.
Звонкое:
— Честь в Служении!
Слитный рёв молодых глоток:
— На благо Отчизны!
Рёв, переходящий в овацию, затем в скандирование. Маша терпеливо ждала, улыбалась, распростёрла свои руки в жесте объятий, а они всё скандировали и скандировали.
Наконец, Императрица властным жестом вернула на стадион звенящую тишину. Мастерская театральная пауза. И вот, всё внимание обращено к ней.
Только к ней.
— Дорогие мои. Передо мной текст официальной речи, которую я по плану должна произнести перед вами. Но нужна ли эта официальная речь? Разве в формальных словах сила и правда? Разве станет от сухих канцелярских восторгов наша жизнь лучше? Или станет в нашей жизни больше справедливости?
Маша демонстративно отставила пюпитр в сторону. Теперь между ней и полным стадионом молодежи не было никаких визуальных препятствий. Она стояла на площадке трибуны и ветер жарким пламенем развевал подол её багряного платья.
Двадцать пять тысяч смотрели, не отрываясь, на это колдовство визуального огня. Несмотря на день, невидимые зрителям прожекторы подсветили с разных сторон её фигуру теплым светом, а скрытые бесшумные вентиляторы не давали подолу платья прекратить свою магическую феерию.
* * *
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. НОВЫЙ ИЛИОН. СТАДИОН «ЮНОСТЬ ИМПЕРИИ». 1 ноября 1921 года.
— А она хорошо держится.
Киваю.
— Порода.
Усмешка.
— Это ты на неё дурно влияешь.
— Ну, может, и так. Зато посмотри с каким обожанием они на неё смотрят!
— Это, да, согласен. Свет опять же. Долго репетировали?
Неопределённо.
— Не очень. Маша прекрасно и сама знает, что ей делать и что говорить. Постановщики, стилисты, хореографы, осветители и прочие ребята графа Суворина, хорошо знают свою работу, но они лишь обеспечивают воплощение её желаний и фантазий, не более того. На роль куклы твоя дочь не согласится никогда, и ты об этом прекрасно знаешь.
Кивок.
— Да, знаю. Она ещё тот своенравный чертёнок. Как, впрочем, и все её сёстры.
Кошусь взглядом на Малую Императорскую ложу. Опять они там хихикают. И судя по всему, Джанна там вновь верховодила, ненавязчиво подчинив обоих моих сыновей своему влиянию.
Да, уж, порода. К тому же, женщинам держать мужиков в узде всегда легче.