Но Кийоко видит сны о временах, когда хирагана только что родилась. Перед теми женщинами-рассказчицами, предшественницами госпожи Мурасаки[10], вселенная hanzi расстилалась, словно перед Кийоко – вселенная rigaku гайкокудзина.
И была, обязана была быть какая-то Кийоко при дворе Heian-kiō, "не знаю" которой определило форму, силу и все будущие смыслы письменности Нихон.
Она открыла те неведомые земли – или же дописала свои острова на картах Японии духа?
А бедные варвары Запада
- Кийоко переворачивается во сне с боку на бок –
письменность которых не несет никакого образа мира
всяческий алфавит и словарь у которых представляют собой бесплодные каракули сокки
мышление о мире которых падает на бумагу, словно плевок паука
- Кийоко открывает глаза –
чья кисть каллиграфически выписала из непобедимую поэзию материи?
Женщины нарисовали дух Японии по слуху. Науки варваров взошли в слепых и глухих мозгах мужчин.
書
написание
Никогда она не будет столь близкой к небу.
Из семейных легенд и из казенных снов.
Эта ночь вознесения кандзи огня.
Никогда она не будет столь близко к небу.
В дорогу выходит перед рассветом, но се равно, на вершину Горы Пьяной Луны не доберется и до полудня.
Когда инь тени и янь света попрятались в футлярах древесных стволов и ками заснули под зонтиками листьев.
Перистые башки туч – словно псов, словно свиней, словно преогромнейших жаб – с любопытством выглядывают из-за края обрыва.
Кийоко находит опору в мускулистых столпах яблони и каки. Все изменилось, и она уже не может показать деревьев, которые посадила с дедушкой. Посадила ли она хоть одно дерево сама? Это не ее ладони укладывали корешки-птенчики в гнездо земли.
Посреди рощи на Горе Пьяной Луны находится древняя часовенка с кусочком пуповины любимого дитя Идзанаги и обломком клинка меча Идзанаги. Гайкокудзины позируют перед нею, делая фотографии. Пластиковая табличка сообщает, что часовенка была перенесена с Хонсю в семнадцатом веке, вероятнее всего, членами клана Какидзаки, которому было поручено перенять власть над островом от черноротых туземцев и их богов-в-медведях.
Кийоко читает эти кандзи бездушной печати, наклонившись, мигая, смеясь.
Вдоль края обрыва идет высокая сетчатая ограда. На деревянных лавках отдыхают дети и женщины. Над лавками, привязанные тонкими, словно волосы, струнами, дрейфуют на ветру массивные бинокли Духа. Посредством них можно прослеживать проток ункаи на десятки километров в низ по Долинам.
Кийоко распознает среди туристов голоса американские, корейские и русские. Империя объединяет под милостью императора народы и языки от восточного края Тихого океана вплоть до западного края Индийского океана.
Чужеземцы расступаются перед перед болезненно искривленной старушкой.
Ункаи волнуется, парит, скачет галопом и волнует горы до самого неба.
Над седыми тучами – поблескивают на солнце туч архитектуры Духа: свободные созвездия зданий дзайбацу Онся, каллигафически вычерченные на целлулоидной синеве в осенних дзен-гармониях.
Над тучами – стада oritetsu haku. Словно дикие птицы, которых можно увидеть только лишь в природных заповедниках. Каждый из аэростатов родился под кистью иного художника укиё-э и манги.
Над тучами – сияние.
Никогда она не будет столь близко к небу.
Из семейных легенд и казенных снов. Из молчания отца и шуток дедушки. Из наиболее старых статей и академических монографий. Из умолчаний в старейших статьях и монографиях, из все более громких умолчаний.
Проклюнулась пожирающая души неуверенность.
И мучит его. И преследует. И кусает.
Не выдержал, взял отпуск, купил билет, прилетел, стучит в дверь дома из сказки.
Открывает выгнутая в левую сторону бабка. Может ли она его знать? Но распознает, узнает, не удивляясь.
"Господин Рейко". "Госпожа Кийоко".
Небритый. Перепуганный. В блейзере токийской команды по крикету. С большим бобинным магнитофоном на плече.
Кийоко выдавливает из себя слова, словно клочья внутренних органов. "Обо мне вспомнили – Какубуцу Киури?".
"Ох! Токийский университет, политология, третий курс. Вы знали моего деда".
Чай весело исходит паром на тенистой веранде. Любопытные воробьи заглядывают в чашки. Всему аккомпанируют лягушки и цикады.
Рейко растирает между пальцев соленое нетерпение.
"Вы были знакомы еще с Первой Войны". "Он тебе рассказывал". "Нет, нет. Немного".
10
Повесть о Гэ́ндзи, также "Повесть о блистательном принце Гэндзи" — роман-моногатари, одно из величайших произведений японской классической литературы, написанный в эпоху Хэйан. Авторство романа приписывается Мурасаки Сикибу, даме при дворе императрицы Сёси. Роман входит во Всемирную библиотеку.