Пришло время одеваться. Подавляя нетерпение, он позволил раболепно суетившимся вокруг него слугам облачить его в белую шелковую рубашку и штаны из мягкой оленьей кожи. Затем он выбрал одну из множества поднесенных ему на вытянутых руках парчовую тунику. Ярко-зеленую, в знак владычества над Самаркандом, но с желтыми, цвета Ферганы, полосами, и эмалированными застежками. Затем слуга с удивительной ловкостью подпоясал его бахромчатым кушаком, а другой, опустившись на колени, натянул ему на ноги высокие, по колено, расшитые золотом кожаные сапоги. Под конец ему поднесли шкатулку из сандалового дерева, из которой он выбрал украшения. К ним Бабур пристрастия не испытывал, но сегодня ему предстояло появиться перед народом в мечети Биби-Ханум, а в глазах подданных надлежало выглядеть подлинным владыкой, чье богатство, а соответственно, и щедрость заслуживают неколебимо верного служения.
С жезлоносцем впереди и четырьмя рослыми телохранителями позади Бабур направился по мраморной дорожке в сад, где, сидя, скрестив ноги под балдахином, его уже дожидались советники. Хоть он и находил эти бесконечные совещания утомительными, текущих дел было по горло. Неуверенность и раздоры, последовавшие за внезапной смертью его дяди, а потом еще и осада нанесли городу тяжкий ущерб. Хотя вокруг города расстилались плодородные земли, крестьяне были слишком напуганы всеми недавними событиями, чтобы возделывать их, и в этом году большая часть урожая пропала. Бабур приказал доставить из Ферганы, из собственных закромов, семенное зерно, чтобы распределить среди земледельцев перед весенним севом. Кроме того, многие скотоводы угнали свои стада и отары на запад, подальше от мест, где разворачивались боевые действия. Их нужно было убедить вернуться.
Хорошо еще, что у него есть добрые помощники, — размышлял Бабур. Первейшим в его «икликис», ближнем совете, был, разумеется, Вазир-хан, но большую помощь оказывал и Байсангар, пользовавшийся большим уважением среди самаркандских воинов. Только после того, как город пал, молодой эмир узнал, до какой степени слабое сопротивление, с которым он столкнулся, объяснялось неустанной деятельностью Байсангара: то уговорами, силой авторитета, то подкупом убеждавшего бойцов не больно-то усердствовать, защищая интересы визиря. В благодарность за это Байсангар был назначен командиром гарнизона Самарканда.
Глаза юноши скользнули по обветренному лицу Али Мазид-бека: то, что он стал советником, было мудрым решением. Отчасти то была награда за верность, ведь этот вождь с самого начала встал на сторону молодого правителя и стойко его поддерживал, но тут имел место и расчет. Али Мазид-бек являлся одним из самых влиятельных племенных вождей Ферганы, и то, что он остался с Бабуром в Самарканде, помогло убедить задержаться здесь и других, в том числе тех, кого Бабур побаивался отпускать всех разом в Фергану.
Хотя, конечно же, остались далеко не все. Многие прибыли сюда за добычей и, получив обещанное, без промедления отправились по домам. Дикие, непокорные чакраки, славившиеся своим непостоянством и жестокостью даже среди тех, для кого коварство и насилие были в порядке вещей, быстро рассеялись по своим неприступным горным твердыням, а по мере того как шла осень, их примеру следовали и остальные.
По приближении Бабура советники встали на колени, но он махнул рукой, давая понять, что желает обойтись без церемоний и поскорее приступить к рассмотрению злободневных вопросов. Юноша уже усвоил, что долг правителя не позволяет ему ограничиться лишь делами огромного значения и государственной важности: не далее как вчера ему пришлось разбирать утомительный спор между двумя торговцами коврами, пререкавшимися, словно дети, по поводу стоимости ковра с красными, синими и зелеными узорами, доставленного из Тебриза, что в далекой Персии. Ему стоило больших усилий, слушая эту перепалку, сохранять серьезное лицо.