Прошел почти час. Наконец Джахангир появился на своем троне, и трубач по его сигналу поднес свой инструмент к губам, чтобы возвестить несколькими короткими звуками, что падишах готов к аудиенции. Когда правитель бросил взгляд на решетку, укрепленную высоко в стене с одной стороны от трона, ему показалось, что он увидел за ней блеск темных глаз под жемчужной диадемой. Отлично – Мехрунисса на месте.
Правитель наблюдал, как посланник Хуррама медленно приближается вслед за четырьмя стражами, одетыми в традиционные зеленые цвета моголов. Джахангир не мог рассмотреть его лицо – оно было загорожено спинами охранников, расступившихся в стороны на расстоянии двадцати футов от трона. Немного неуклюже, как будто он не привык к этому, мужчина бросился на пол, вытянув руки в стороны в формальном приветствии корунуш. Под темным тюрбаном Джахангир увидел багровую кожу. Посланник оказался европейцем.
– Ты можешь встать, – разрешил падишах, наклоняясь вперед, чтобы лучше разглядеть собеседника. Когда тот встал на ноги и поднял голову, Джахангир увидел пару голубых глаз на сожженном солнцем молодом лице. Оно было знакомым, но мозг правителя все еще был затуманен, и он с удивлением посмотрел на молодого человека.
– Кто ты?
– Меня зовут Николас Баллантайн. Когда-то я был слугой сэра Томаса Ро, посла короля Англии при дворе моголов.
Сказав это, Николас низко поклонился и выставил вперед правую ногу, как это часто делал сэр Томас. Как давно, оказывается, это было… Джахангир с теплотой вспомнил о вечерах, проведенных с Ро.
– Сейчас я служу вашему сыну, шахзаде Хурраму, который доверил мне письмо к Вашему Величеству.
Засунув руку в сумку из красной верблюжьей кожи, висевшую у него на плече, Баллантайн достал письмо. Джахангир заметил, что пальцы англичанина нервно подрагивают, хотя голос его, с необычным акцентом, был тверд и спокоен.
– Мы прочитаем, что этот негодяй осмелился нам написать. – Падишах кивнул своему визирю Маджид-хану, который сделал шаг вперед с того места, где он стоял справа от возвышения, взял письмо у Николаса и передал своему господину. Джахангир медленно сломал печать, раскрыл его и посмотрел на мелко исписанный лист. Его собственный отец Акбар – который вообще не умел ни читать, ни писать – гордился изящным почерком Хуррама. Неожиданно падишаху пришла в голову картина, на которой Акбар ведет слоненка с сидящим на его спине четырехлетним Хуррамом во главе величественной процессии по улицам Лахора, а сам он, Джахангир в это время стоит в сторонке, забытый и сыном, и отцом…
Голова правителя разламывалась от боли, но он заставил себя сосредоточиться на письме и стал медленно и внимательно читать:
Отец, по причинам, которые мне до сих пор неясны, я, к несчастью, лишился твоей любви и вызвал твой гнев. Ты отрекся от меня. Ты послал армию, которая меня преследует, и даже объявил меня вне закона, дав право любому своему подданному безнаказанно убить меня. Я не ставлю под сомнение причины, побудившие тебя так поступить. Ты – падишах и имеешь право править так, как считаешь нужным. Но я обращаюсь этим письмом к тебе как к моему отцу и моему правителю. Я сожалею обо всем, что совершил и что могло вызвать твое недовольство, и я отдаю себя в твои руки, рассчитывая на твое милосердие. Моя жена и дети больше не могут вести эту неприкаянную жизнь, не зная, где и когда мы найдем убежище. Ради них, если не ради меня, я умоляю тебя вернуть мне свое расположение. Я повинуюсь любому твоему приказу – поеду туда, куда ты решишь меня послать, – но пусть закончится этот раздор между нами. Клянусь своей собственной жизнью и жизнью членов моей семьи, что я твой верный и послушный сын. Выведи меня вновь из тьмы на свет твоего прощения.
Джахангир опустил письмо и посмотрел вокруг. Глаза придворных смотрели только на него. Он физически ощущал энергию их любопытства. Правитель еще раз взглянул на письмо. «Ты – падишах и имеешь право править так, как считаешь нужным». Действительно ли его сын так считает?
– Шахзаде Хуррам молит меня о прощении, – произнес наконец Джахангир, и по рядам придворных пробежал шепот. – Я обдумаю свой ответ. – Николасу же, который стоял перед ним со склоненной головой, он сказал: – Я пошлю за тобой, когда приму решение.
А потом немного неуверенно, но все еще сжимая в руке письмо Хуррама, падишах встал с трона, спустился с возвышения и покинул зал в совершенно растрепанных мыслях и чувствах.
Оставшись одна в своих покоях в гареме, Мехрунисса мерила комнату шагами, ожидая, когда появится падишах, – она была уверена, что он скоро придет. Что конкретно написал Хуррам? Женщина сгорала от нетерпения, желая узнать это, и в то же время ощущала некоторую тревогу. Если б только она смогла перехватить это письмо, как перехватывала те, которые Хуррам писал отцу в самом начале их разрыва! Что бы шахзаде в нем ни написал, она видела, как сильно это задело Джахангира. Ярость, которую он чувствовал по отношению к сыну и которая позволила ей так легко подтолкнуть его к мысли об объявлении шахзаде вне закона, постепенно сходит на нет. Падишах стареет – и морально, и физически. А когда на них начинают дуть холодные ветры старости, некоторые мужчины иногда пытаются исправить те ошибки, которые совершили в жизни, пока у них есть еще время на это. Может быть, в глубине души Джахангир жаждет воссоединиться с сыном…