Выбрать главу

Хуррам ударил гнедую пятками и направил ее в сторону державшегося впереди всадника. Тот поднял меч свободной рукой и парировал первый удар шахзаде, но не смог уйти от второго, который практически отрубил ему руку чуть повыше запястья. Кровь брызнула из обрубка, и всадник повернул свою лошадь в сторону от схватки, бросив при этом поводья второго коня. Инстинктивно среагировав, Хуррам быстро нагнулся и схватил поводья еще до того, как они успели коснуться земли. Выведя лошадь Хусрава – серого скакуна – из схватки, он крикнул:

– Это я, Хуррам! Хусрав, ты должен сдаться. Ты у меня в плену.

Его брат не издал ни звука.

– Неужели еще недостаточно людей погибло из-за тебя, и не только сейчас, но и во время твоих предыдущих бунтов? Ну скажи же хоть что-нибудь! – вновь выкрикнул шахзаде, еще громче, подумав, что его предыдущие слова потонули в шуме битвы и в треске горящих крыш.

Лицо Хусрава оставалось практически невозмутимым. Казалось, что смотрит он, да и то с трудом, лишь одним глазом. Второй его глаз был пуст и ничего не видел. Когда рядом с ними с крыши сарая упала пылающая балка, от чего конь Хусрава дернул головой, полуслепой всадник наконец подал голос.

– Сдаюсь, – произнес он.

– Я всегда жил по древнему завету наших предков, который они принесли с собой из степей, – или трон, или гроб. Это третий раз, когда я попытался заполучить трон и потерпел неудачу. Дважды я избежал смерти, в то время как моим сторонникам это не удалось. Во второй раз я лишился зрения. Если б не любовь моей жены, Джани, я бы впал в отчаяние. Теперь я готов умереть. Позволь мне лишь продиктовать мое последнее письмо ей, – говорил Хусрав монотонным голосом, стоя перед Хуррамом минут через двадцать после своей капитуляции.

По бокам его слегка придерживали за руки двое стражников. Воины бунтовщика подчинились его приказу, и теперь их обыскивали, а отобранное у них оружие складывали в пирамиды. Пока Хуррам – его лицо было все еще закопчено дымом, а одежды и тело оставались влажными от пота битвы – слушал своего единокровного брата, ему показалось, что Хусрав неким волевым сверхусилием абстрагировался от всего окружающего и теперь готов принять любую судьбу, которая его ожидает.

Сам же Хуррам в отличие от брата не мог в такой момент оставаться равнодушным. Ликование по поводу победы и того, что она означает для его дальнейших притязаний на трон, смешивалось с горем от потери столь большого количества людей. Среди раненых оказался Камран Икбал. Его рука была очень сильно повреждена ружейной пулей, которую он словил, когда поднимал своих людей в бой после того, как захлебнулась их первая лобовая атака. Хакимы сказали Хурраму, что спасти его может только немедленная ампутация руки по локоть. Они уже наточили свои ножи и положили железо для прижигания раны в огонь. Еще хуже было состояние одного из молодых горчи шахзаде – на него упала практически целая пылающая крыша из пальмовых листьев, пока он лежал на земле, уже раненный мечом в бок. Его крики, когда Хуррам подошел к нему, были больше похожи на звериные, чем на крики человека, но шахзаде все-таки заставил себя посмотреть ему в лицо, с которого свешивались лоскутья кожи. Хакимы сказали, что единственное, что они могут сделать для этого несчастного, – это поить его водой с опиумом, дабы облегчить ему переход в райские кущи. «И да поможет ему Аллах, чтобы это произошло побыстрее!» – подумал Хуррам.

Он чувствовал, как закипает от гнева, глядя на своего равнодушного ко всему брата, который был виновником этих страданий, и ему захотелось ударить его. Но шахзаде сдержался. Какая от этого польза? Он не должен действовать под влиянием гнева.

– Тебя отвезут в темницы Бурханпура, – сказал Хуррам брату. – Там ты будешь ждать моего решения. Я не стану принимать решения в гневе о наказании тебя и твоих командиров, как это однажды сделал наш отец.

– Я не могу обещать тебе, что не буду представлять для тебя угрозы. Я себя знаю. Пока я жив, живы и мои амбиции… Я готов к смерти, – ответил на это Хусрав, все еще равнодушный ко всему, но через несколько мгновений спросил уже более заинтересованным тоном: – А сможет Джани присоединиться ко мне в Барханпуре?

Хуррам уже собрался было отказать ему в его просьбе, но тут вспомнил Арджуманд, вспомнил, как он ее любит. И эта любовь к жене означала, что он не сможет отказать своему единокровному брату.