— Убейте ее! — проорал главарь, и солдаты обнажили мечи.
Догнать Ливэн им не удалось. Прижав к груди перепуганного котенка, девушка припустила назад, да так, что, когда солдаты добежали до конца коридора, ее и след простыл. Выругавшись, они вернули мечи в ножны.
— Пусть бежит! — рявкнул главарь. — Нам не до нее. Уходим, живо!
И они, петляя по многочисленным коридорам, покинули дворец.
Когда, несколько минут спустя, Ливэн вернулась уже без котенка в покои повелителя, то нашла там только убитых стражников и служанку. Элизы нигде не было — ни живой, ни мертвой. Тогда-то камеристка поняла, что — а, точнее, кто — был в том мешке. И подняла крик.
А похитители тем временем добрались до берега, где их ждали лодки. Они поняли, что остались единственными выжившими из всего пехотного отряда, поэтому не стали тратить драгоценное время на ожидание тех, кто не придет. Заскочив в одну из лодок, солдаты быстро заработали веслами, и скоро поднялись на борт корабля, надежно притаившегося в заливе между скал с двумя другими. Оттуда корабли поплыли домой.
Миссия выполнена.
***
Ливэн и двое стражников стояли на коленях перед императором посреди парадного двора, заваленного трупами. С пробирающим до костей звоном большой меч Ворона с черной рукоятью вышел из ножен. Кончик лезвия уткнулся в шею одного из стражей.
— Напомни, что я сказал перед уходом, — ледяным тоном потребовал император. От его голоса всех троих пробил озноб.
Усатый стражник нервно сглотнул и заморгал. Собравшись с мыслями, наконец, ответил:
— За безопасность ее величества мы отвечаем головой...
— Верно.
Один взмах рукой, и две головы слетели с плеч и покатились по земле. В лицо Ливэн брызнула кровь. Камеристка, вскрикнув, сжалась в комок и снова заплакала. Ворон тем временем вытер клинок об одежду одного из стражников и вернул оружие в ножны. Затем повернулся к Тамиру Ансари, стоящему на шаг позади.
— Каждого дезертира наказать подобным образом. Никакого суда.
— Слушаюсь, ваше величество, — с поклоном ответил Ансари и отправился в темницу — воздать по заслугам двум солдатам и двум стражникам. Первые удрали с поля боя и были пойманы командирами, а вторые должны были охранять дворец, но собственные жизни показались им ценнее.
Проводив Ансари взглядом, Ворон повернулся к Ливэн.
— Рассказывай, — потребовал он.
Борясь со слезами и страхом, Ливэн кое-как пересказала императору все, что знала. И то, как ушла за котенком, и то, как сбежала от вражеских солдат, и то, как поняла, что они похитили госпожу. Ворон слушал, не перебивая. Лишь когда она закончила, прозвучал его голос, ставший ниже:
— Можешь идти, Ливэн.
Камеристка изумленно воззрилась на императора.
— Вы... меня не накажете?.. — вырвалось у нее.
— А в чем твоя вина? — От взгляда Ворона Ливэн стало не по себе, и она уже пожалела, что не прикусила язык. — В том, что пошла за котенком? Ты не воин, и не смогла бы ее защитить. — Он вздохнул и отвернулся. — Иди, Ливэн.
Вскочив и не забыв раз десять поблагодарить императора, Ливэн бросила последний взгляд на обезглавленных стражников и убежала в Башню Наложниц — в покои Элизы, где оставила совсем одного маленького Бубенчика.
.
Когда брошенные врагами лодки, наконец, нашли, было уже поздно. Враги уплыли и увезли с собой трофей. Никто не знал, зачем новоявленная императрица понадобилась северянам, но Ворон догадывался, что это не простое похищение. Они выдвинут требования. Император невольно задумался о том, что, возможно, нападение на Радосс изначально имело эту цель. Хитрые короли знали, что их армии вряд ли выстоят в бою против Ворона и его солдат, но если они похитят императрицу, он может начать играть по их правилам.
Так это или нет, Ворону предстояло узнать позже. А пока необходимо придумать, как спасти Элизу из плена, имея всего четырнадцать кораблей и чуть больше половины армии. Пришло время использовать запасные ресурсы, в надежности которых Ворон сильно сомневался.