— В каких?
— Ты издеваешься? — в её тоне прозвучало раздражение. — Я напросилась на свидание, а ты молчишь. Вроде и не мальчик уже. Так и будешь столбом стоять?
Я подумал, что должен бы возмутиться её наглостью, но желания не возникло: что-то странное происходило со мной. Вероятно, потому, что сидящая передо мной женщина вдруг перевернула всё с ног на голову.
— Ну… — протянул я, — меня, знаете ли, трудно удивить, но когда вы пели…
— Это неинтересно, — быстро ответила она. — Я всегда пою хорошо (о, вот и совпадение!). Не может же человек, окончивший консерваторию и проходивший стажировку в Вене, плохо петь, — Ольга возмутилась настолько, что даже топнула ногой. Скажи лучше, почему ты не спрятался от меня у Шалвы и не дождался, пока я уйду?
— Не знаю, — промямлил я, ещё не пришедши в себя. — Это было бы невежливо. Наверное.
— Да, — задумчиво проговорила она, покачивая ногой в грубом ботинке, который уже не казался мне странным на фоне вечернего платья. И бандана, скрывающая волосы, вероятно коротко стриженные, тоже не казалась. — Невежливо.…Но тебе же плевать на условности. Вам, ресторанным тапёрам, всегда на всё плевать, кроме убеждения, что вы великие, но неоценённые музыканты.
Вот тут я почувствовал серьёзную обиду. Сказал ядовито: «Я не тапёр, и вообще, тапёр — это совершенно не то. А вы, Ольга что… вот так кокетничаете со мной?»
— Ну да, — с удивлением ответила она. — А ты не понял? — она внезапно погладила меня по щеке. Меня же от этого тряхнуло так, будто я схватился за оголённый провод. Внезапно закружилась голова. — Наивный… Я и предположить не могла, что человек, много лет играющий в кабаке для жующего киевские котлеты быдла, может быть наивным.
— У Шалвы Георгиевича не кабак, — возмутился я, — и у него собирается не быдло. И котлет по-киевски в меню нет, — последнее прозвучало уж совсем глупо.
— Пожалуй, не кабак, — легко согласилась она. — Я сама много раз была у него, но не ела, слушала только; там и познакомилась с тобой… мы ведь знакомы вечность, ты что, забыл?
— Что вам нужно, Ольга? — неожиданно для самого себя со злостью спросил я. — Что вы хотите? Скажите мне или давайте разойдемся по домам.
— У меня нет дома, — вздохнула она. — Давай лучше пойдём к тебе, выпьем вина, что ли. У тебя же есть вино?
Я испугался.
— Может, лучше у Шалвы посидим? — предложил без уверенности. — Он только к утру уходит.
Эти слова произвели на Ольгу странное впечатление. Она явно испугалась моего немудрёного предложения, вся сжалась, двинула рукой, будто защищаясь от опасности, задела гитару, которая упала со скамьи, противно звякнув струнами, мне в этом звуке послышался всхлип. «Нет, — забормотала она, — нет, нет. Ты что, дурачок совсем, разве Шалва должен знать об этом, он не должен, никто не должен, если ты выдашь меня, ты будешь гад, гад, гад…» Я увидел, что она заплакала.
— Не плачьте, Ольга, — я растерялся совсем. — Конечно, я никому не скажу, никто не узнает…
— Правда, никто? — её глаза моментально высохли. Она встала, подняла с земли гитару и сказала уже совсем другим тоном: «Ну, тогда пойдем пить вино. Ты так и не сказал, есть ли оно у тебя дома».
— Есть, даже водка есть, — пробормотал я, с трудом представляя, что произойдет дальше. А дальше произошло то, что обычно и происходит при таком развитии событий.
…Я проснулся первым и сразу вспомнил всё. Ольга спала, лёжа на боку. Я погладил её волосы, и тут же пришла мысль: надо мне всё это? Подумал так, потому что понимал, — простым одноразовым сексом и даже обычной легкой интрижкой ситуация не ограничится. Мысль эту даже не пришлось отгонять, — она убежала сама. Уж слишком нежна была Ольга, нежна до такой степени, что мне казалось, что я знаю её тысячу лет. Ее нежность невольно передавалась мне, и в какой-то момент я перестал сдерживать себя. Во мне медленно, борясь с моей сутью и побеждая, зарождалось что-то неведомое.
Я вылез из-под одеяла, поёжился, накинул халат. В кресле лежала гитара. Я взял её, рассмотрел со вниманием, — гитара как гитара, старенькая, оклеенная потёртыми переводными картинками с героями советских мультиков. Мне родители когда-то подарили такую. Я прошёлся по струнам, играть не решился, боясь разбудить Ольгу, но она проснулась сама. Я подошёл к постели, присел на край, поцеловал ее в щёку.
— Соблазнила-таки меня, — прошептал. — Коварная.… Перехитрила. Это редко кому удавалось.
— Нет, — ответила она тоже шёпотом, — не перехитрила. Это должно было случиться, во мне всегда звучала твоя музыка, пусть я и не знала, что она твоя… зато теперь знаю.