Мама пребывает в смятении и душевной борьбе. Ясно, что ей хочется в Москву. Но конференция – это такой шанс отполировать звездочки на своих погонах!
– Татьяна Алексеевна, вам следует остаться. Я думаю, что, даже если основная опасность и исходит от вашей сестры-колдуньи, она не станет встречаться с вами. Ведь не случалось же этого за все те годы, как она уехала на Урал! Поэтому вам лучше спокойно слушать кулуарные прения на конференции, сидеть на банкетах, ну и, кроме того, следить за квартирой – вдруг здесь будут сшиваться какие-нибудь подозрительные личности. И еще – обеспечивать связь со мной и Викторией.
При этих словах посреди зала материализуются два гнома в рабочих комбинезонах и с катушкой телефонного провода в руках. Менее чем за пять минут они телефонизируют мою квартиру и, поставив посреди пола старинный черный аппарат с рогатой трубкой, удаляются.
– Оригинально, – только и говорю я. – Вообще-то у меня где-то был мобильный телефон. Изящная такая трубка. Один друг подарил, чтоб держать с ним связь...
– Трубка мобильной связи, говорите? – невинно переспрашивает Баронет, вскакивает из-за чайного стола, шарит рукой под сервантом и извлекает на свет здоровенного, с ладонь, отчаянно шевелящего лапками и сопротивляющегося черного жука. Он противно лоснится, мерцает зелеными глазками и гнусаво наигрывает первые такты «К Элизе» Бетховена.
Мы с мамой синхронно визжим, разглядев эту пакость.
– Вот и я думаю, что мерзость это. Раздавить?
– ТОЛЬКО НЕ ЗДЕСЬ!!!
– Я его морально раздавлю. Тьфу – и нет тебя, дурака!
Жук и впрямь мертво опустил лапки, съежился в руке Баронета и вскоре совсем исчез.
– Идите и руки вымойте! – приказала ему мама. Хоть она и подполковник, а жуков боится не меньше, чем я. Даже больше. Пока Баронет исполнял ее приказание, я, сделав осуждающие глаза, прошипела маме:
– Как ты могла решиться на случайную связь? На интрижку?! Тем более – с ним...
– Вот именно. С ним – тем более! – многозначительно парировала мама. – Я в курсе того, что между вами имели место недоразумения и конфликты. Но теперь мы одна команда. И, между прочим, твоя мать даже в пятьдесят пять лет имеет право на полноценную сексуальную жизнь!
– Абсолютно с этим согласен. – Баронет вернулся и сиял улыбкой. – Но мы сейчас будем думать не о том.
Он взял трубку старинного телефона, набрал номер справочной службы вокзала:
– Детка, будьте добры, ближайший поезд на Москву. Завтра, в восемь тридцать пять... Бронируйте два места в купе. Я сказал, бронируйте... Вагон 7, номер купе 12а. Запомнили?
– А билеты у нас будут? – шепотом поинтересовалась я.
– У нас же с вами право льготного проезда на любом виде транспорта, Вика, – сказал Баронет, кладя трубку.
– Значит, как мне пользоваться магией, так нельзя, а как вам железнодорожных служащих гипнотизировать, так это в порядке вещей...
– Вика, не придирайся к Калистрату Иосифовичу, – сказала мама. – Иди лучше собери вещи. Самое необходимое. Думаю, постельное белье брать не стоит, в поезде выдадут. Надеюсь, ваша поездка пройдет успешно и с комфортом...
Баронет вдруг стал задумчив:
– Это еще вопрос...
Сборы, прощание с мамой (дежурный поцелуй в щеку – мне, довольно-таки затяжной – Баронету) прошли на удивление быстро.
На перроне, остановившись у седьмого вагона, Баронет сунул проводнице под нос какую-то красную книжечку, показал на меня: «Это со мной» – и велел вести нас в купе 12а. Как ни ругает меня Баронет за несанкционированную магию, а сам пользуется ею направо и налево: что я, не вижу, как у проводницы глаза стали пустыми и стеклянными? Когда поезд тронется, проводница придет в себя, выпьет водки от внезапно разыгравшейся мигрени и напрочь забудет о двух странных пассажирах, едущих до Москвы.
Купе было чистеньким, уютным и всего лишь двухместным.
– Сознайтесь, это ведь купе из другого измерения, наколдованное, – допытывалась я, покуда Баронет доставал несессер, полотенце: он собирался идти умываться.
– Ох, Вика, да успокойся ты, наконец. Обычное это купе. Только для чиновников всяких и мелких правительственных единиц. Я ненадолго отлучусь.
Пока он «отлучался», я успела переодеться в спортивный костюм, распотрошить свою косметичку на предмет средств для умывания и превратить холодную жареную курицу (мама дала в дорогу) в гроздь спелых бананов. Один я сжевала сразу. Вкус у него все равно был как у жареной курицы.
Баронет вернулся, посвежевший после умывания, с тщательно расчесанной влажной бородкой. Укоризненно посмотрел на меня:
– Вика, какой ты, в сущности, еще ребенок... Сразу хватаешься за сладости.
– На самом деле это курица, – засмеялась я. – Вы опять будете ругать меня за мелкое волшебство.
И отправилась приводить себя в порядок. Когда вернулась, Баронет уже доедал расколдованную обратно курицу.
– Извини, не смог удержаться. Твоя мама божественно готовит.
– Вот уж не знала за ней такого таланта. Меня она все время пичкала овсянкой. Это, наверно, вы ей чем-то приглянулись.
Баронет хотел было сказать мне что-то остроумное, но вдруг прижал палец к губам, бесшумно метнулся к двери купе и крест-накрест провел ладонью над и без того запертым замком. Постоял с минуту, прижавшись ухом к двери. Лицо его стало напряженным и настороженным. Наконец он отошел от двери, сел напротив меня и шепотом сказал:
– Возможно, мне почудилось, но... В вагоне есть еще кто-то обладающий несильным магическим потенциалом. Скорее всего, за нами просто следят.
– Следят?! Да нас уже выследили! Мы шляемся туда-сюда по коридору, скоро пойдем в тамбур курить, заводить знакомства!
– Вика, тихо. Я же тебе сказал – поле чувствуется слабое, нас могли и не отследить, особенно если наш шпик – мелкая сошка. Но меры безопасности принять все-таки надо.
Он достал из своего кейса две уменьшенные копии знаменитых кукол Барби и ее друга Кена. Только, в отличие от симпатичных детских игрушек, эти две Баронетовы куколки прижались друг к другу в весьма откровенной позе.
– Это что – подарок из интим-салона? – съязвила я.
– Это – иллюстрация постулатов гомеопатической магии, – сурово отрезал Баронет, плюнул на голову кукле-мальчику, я произвела то же с девочкой. После чего Баронет положил их на пол возле двери, и купе немедленно наполнилось такими сладострастными стонами, вздохами, вскриками и воплями «глубже, глубже!», что любая порнография по сравнению с ними – детская песенка.
– Зачем это нужно? – спросила я Баронета, безуспешно пытаясь не краснеть.
– Теперь весь вагон считает, что здесь едет сексуально озабоченная парочка, и будет постоянно толпиться у нашей двери – ведь интересно же слушать, как другие трахаются! А скопление людей не даст шпиону подойти к нам на нужное расстояние.
– Но в условиях такого эротического... шоу я просто заснуть не смогу!
– А спать нам некогда, Вика. У нас есть несколько очень важных дел.
Мэтр водрузил на стол ноутбук, положил рядом мобильник, на этот раз, похоже, настоящий, пробежался пальцами по клавишам и сказал:
– Итак, вопрос первый...
Утром, выбираясь с нашим нехитрым скарбом на перрон шумного Казанского вокзала, мы с Баронетом уже располагали максимумом оперативной информации.
Почти всю ночь мэтр терзал свой ноутбук запросами, а я только успевала осмысливать те сведения, которые он сообщал мне отрывисто и сухо. На стоны пластмассовых куколок уже некогда было обращать внимание.
Найти больницу, в которой лежал Авдей Белинский, оказалось несложно, поскольку медики еще не додумались ставить серьезную защиту на свои компьютеры. Так что первый вопрос – куда еду я – решался сам собой. Триста семьдесят первая реаниматологическая клиника имени профессора Корнцанга располагалась в районе станции метро «Сокол».