Я попробовал бурно воспротивиться произволу, вскочил с кровати, но кровь не клокотала и разум возмущенный не кипел. Обескураженный очевидной нелепостью собственного поведения, я глубоко погрузился в самоанализ и пришел к выводу, что крошечный авантюрист, дремлющий обычно где-то на задворках моего подсознания, очнулся от спячки и с радостным смехом потирает истосковавшиеся по бродяжьему посоху ладошки. "Э-эх, будьте вы прокляты, пришельцы подлые, изучили вы меня действительно хорошо", вздохнул я отчасти горестно и отправился совершать утренний туалет.
Поплескавшись вволю, я вытерся захваченным из дому полотенцем, совершив тем самым маленькую месть "пришельцам", ибо в ванной присутствовало махровое, белоснежное, пушистое и вообще роскошное казенное. Перед большим зеркалом, вмурованным в стену прихожей, принял культуристическую позу "двойной бицепс спереди", оскалился в агрессивной улыбке, отметил недостаточный объем икроножных мышц, но успокоился отчетливым рельефом пресса. Прорычал: "Больше харизмы, мужчина!" и угрожающе выбросил напряженно сжатые "кошачьими лапами" кисти своему отражению в лицо. Отражение в ужасе отпрянуло.
Я демонически расхохотался и пошел одеваться.
Для задуманной прогулки натянул, по причине теплых погод, любимые "бермуды", вырезанные в свое время из армейских х/б бриджей (бриджи, в количестве двух пар, я спер на военных сборах, венчавших курс институтской военной кафедры, и до сих пор то хвалю себя за это, то презираю). В пару к шортам я подобрал любимую же белую майку с провоцирующей алой надписью "DO IT" и вышел в коридор.
Кудлатого талисмана Бобика нигде не было видно. Других живых существ тоже.
Я наугад поскребся в ближайшую дверь. В ответ из динамика, разинувшего над нею свою решетчатую пасть, послышался грозный рык, схожий с рыком саблезубого тигра в те годы, когда сии хищники еще вольготно владели Землей и людей не воспринимали иначе, чем как легкую, но калорийную пищу: "Я три дня на полигоне, все вопросы к Бородачу! Сколько можно повторять?"
Рык был настолько знаком, что я даже вздрогнул от неожиданности (впрочем, это могло быть и от громкости и резкости звука). Так умел рычать только один человек на всем белом свете, и человек этот был первым, кого бы я хотел видеть рядом с собой в любой сложной ситуации. И ему здесь было самое место, если я хоть что-нибудь знаю о нем. А я знаю о нем почти все, потому что человек этот - мой кровный (так уж получилось, во мне действительно бежит около литра его крови) брат. И друг. И... впрочем, не будем разводить сантименты.
Я распахнул дверь без колебаний, готовый к ответу перед местным законом за несанкционированное проникновение в частное жилище.
Последние сомнения исчезли, когда на прикроватной тумбочке обнаружилось черно-белое фото с мятыми уголками, но в деревянной рамке и под стеклом: два пограничника в выгоревшей форме стоят, обнявшись за плечи, на фоне бесконечных гор.
У меня в сумке лежало точно такое же.
Одним из солдат был я, а вторым он - обладатель рыка, бешеный (временами) бык, питерский армянин в четвертом поколении, Генрик Саркисян.
* * *
Игорь Игоревич застал меня на месте преступления: я колом торчал посреди комнаты с идиотской улыбкой во всю морду и фотографией в руках. Он одобрительно проворчал что-то и за ручку отвел меня в местную "ленинскую комнату" - небольшой овальный зал с удобными сиденьями и глубокой прямоугольной нишей в одной из стен.
Когда я уселся в предложенное кресло, Игорь Игоревич остался стоять. Он сочувственно поинтересовался, удобно ли мне, и, удовлетворенный ответом, затеял манипуляции с красивой плоской коробочкой, прилаженной на конец тонкого блестящего уса, вертикально торчащего из пола.
Действия его незамедлительно принесли плоды. Свет стал заметно приглушенней (оконные стекла потемнели), в нише сгустилась тьма. Среди тьмы медленно разгорались звездочки, эстетично обрамляющие замечательное, знакомое каждому ребенку, изображение Земли. Моей родной Земли, безо всяких "наворотов" вроде пижонских колец.
- Это ваша планета, - констатировал очевидное Игорь Игоревич. - А это, приготовьтесь, - та, где мы находимся сейчас...
Вынырнувшая из-за планеты Луна вдруг вздрогнула и вспухла облаком разнокалиберных обломков. Спустя несколько мгновений Землю окружали еще бесформенные, но вполне предсказуемые, будущие кольца.
- Сколько нам осталось ждать? - Голос мой предательски дрогнул.
А чей бы не дрогнул? Разрушение спутника не останется без последствий для земной цивилизации, - ежу понятно! Катастрофических последствий, надо думать.
- Не знаю. Возможно, вечность. Эта реконструкция отражает событие, произошедшее около полутора миллионов лет назад в здешней планетной системе, а не в земной. По-видимому, в результате грандиозного эксперимента цивилизации, условно называемой нами Предтечи. Других следов Предтеч нами пока не обнаружено, но и эти весьма впечатляющи, не так ли?
Я пожал плечами. Почему сразу Предтечи? Автограф они свой оставили, что ли?
Игорь Игоревич понял мое недоверчивое молчание верно.
- Сомнений нет. Дело в том, что каждый обломок спутника, повторяю каждый, от самого микроскопического до наибольшего, - покрыт фантастически прочной светоотражающей пленкой. Слой амальгамы - порядка нескольких молекул, но она практически не разрушаема.
- Зачем? - выдохнул я. - Покрыто - зачем?
- Полагаю, для красоты. Вы же видели, как сверкает! Впрочем, считается, что Предтечи были негуманоидной цивилизацией, поэтому ход их размышлений не поддается анализу. Ну, не стану более утомлять вас гипотезами, хоть и интересными, но мало относящимися к предмету сегодняшнего разговора, - сказал мой предусмотрительный собеседник, заметив, что я наполняюсь неуместным любопытством. - Так-то вот, Фил, мы не в мрачной глубине космоса, за многие десятки световых лет от вашей родины, мы - совсем рядом.
- В параллельном измерении? - тут же проявил я поразившую меня самого догадливость.
- Точно. В параллельном. А то и в последующем или предшествующем вашему. Смотря откуда вести отсчет - с геометрией и топологией, сами понимаете, не все однозначно... Так что мы земляки в некотором роде, сделал вывод Игорь Игоревич. - И даже, кажется, родственники. Но наша цивилизация (назовем ее условно терранской) давно умеет совершать сопространственные переходы, - поторопился он расставить надлежащие акценты. Вероятно, ему хотелось избежать слюнявого братства народов, к которому я, по его мнению (ошибочному, уверяю), стал после вводной лекции склонен.