Наконец донеслись звуки хлопнувшей двери и торопливых шагов. Запыхавшийся немного отец спросил обрадованно:
— Филька, ты, что ли? Здорово! Чё ты там наделал?
— Ничего. — Удивление далось Филиппу относительно легко.
— Какого тогда лешего участковый у нас с самого утра толкётся? Говорит, ты депутата чуть не убил и телохранителей его, едва не до десятка, изуродовал. Врет он, что ли? Как дело-то было?
— Ах вот ты о чем, — “сообразил” Филипп. — Знаешь, батя, меня институт по обмену опытом на три года в Италию направил, на фирму “Марчегалия” — как молодого специалиста. Ну, я в ночь перед отъездом и не удержался — дал пару раз в рыло одному мудозвону. Откуда мне было знать, кто он такой, и что те бугаи, которые вокруг крутились, — его телохранители? Полезли — получили. Все по твоей науке!
Батя хмыкнул с сомнением.
— Ну ладно. А тебя из Италии-то твоей прямиком в каталажку не увезут?
— Руки коротки! Депутат этот сам под статьей ходит, куда ему за границу соваться. — Филипп почувствовал, что начинает терять почву под ногами, и резко сменил тему. — Как здоровье-то? Я аванс скоро получу, переведу на Ольгин счет в банке, она знает. Пускай не все на тряпки тратит, половина ваша.
Он хотел сказать еще о многом, но батя буркнул: “Опять участковый прётся, позвони потом, если сможешь”, — и положил трубку.
Филиппу стало грустно. Тысяча дней, это ж почти три года! Машка уже в школу пойдет…
Игорь Игоревич тактично кашлянул.
“Дипломат! — вспыхнул Филипп. — Носитель гуманности! Подставлять мою буйную головушку под гнев сильных мира нашего — это ли не вершина человеколюбия и нравственности?”
— Можете перевести аванс на счет моего банка? — не слишком дружелюбно спросил он вероломного работодателя. — Сколько там?
— Переведем, куда скажете. Только… Большинство наших новичков часть денег используют для приобретения личного оружия. Может, и вы желаете?
Филипп встрепенулся.
— И вы позволяете носить его при себе?
— В пределах базы — только в тире, ну а на заданиях — само собой!
“Велик ли аванс? — судорожно начал соображать Капралов. — Хватит ли на то, что я действительно желал бы купить?”
— Аванс — десять тысяч, — успокоил его проницательный змей-искуситель. — Диктуйте, я запишу. Или вам нужно время, чтобы подумать?
— Нет! — быстро выпалил Филипп. — Пишите: “Универсальный боевой нож” фирмы “Рэндал” или аналог; автоматический пистолет УСП фирмы “Хеклер и Кох” — двенадцатизарядный, калибра 45АКП плюс три магазина и тысячу штук патронов. И — гулять так гулять — семь пар шелковых “боксеров” серо-жемчужного цвета от Кельвина Кляйна! Сорок восьмого размера. Да, еще механические часы и флакон “Богарта”, — спохватился он, — мой почти опустел.
— Часы вам здесь выдадут… “Боксеры”, это что? — поинтересовался закончивший писать Игорь Игоревич.
— Трусы, — сказал Филипп, — знаете, с ширинкой такие…
— А, — усмехнулся Игорь Игоревич, — с ширинкой! Это, конечно, здорово! Вообще-то мы обеспечиваем легионеров нательным бельем, хоть и не шелковым. Оружием тоже обеспечиваем, но почему-то все считают своим долгом обзавестись дополнительным. Даже меня заразили. — Он вытащил из-за пазухи девятимиллиметровую красотку “Беретта Кугуар”. — Как мне взбрело в голову обзавестись этой штукой, до сих пор не понимаю. Я же в боевых действиях практически не участвую.
— Право на владение оружием — священное право всякого мужчины, — столь любимым Игорем Игоревичем лозунговым стилем заявил Филипп. — А почему у вас не такой пистолет, как у того дядьки со шрамом и протезами?
— Слишком он велик и тяжел, да и нельзя мне с таким к вам на Землю являться. Понимаете, почему?
— Вестимо. Кстати о Земле, — оживился Филипп. — Не подскажете, где это в окрестностях моей Петуховки из мира в мир шмыгнуть можно? И часто ли открыта волшебная дверца?
— Кажется, у местных жителей это место Крутеньким ложком называется, — сообщил Игорь Игоревич. — А канал, как и все естественные, открывается и закрывается время от времени, причем без сколько-нибудь научно выводимой систематичности. Между прочим, открытие канала сопровождается сильнейшим инфразвуковым ударом, да и последующий звуковой фон не настраивает на прогулки поблизости. Так что “волшебная дверца” умеет держать любопытных на расстоянии.
— Понятно… — кивнул Филипп. Действительно, где и быть межпространственному каналу, как не в Крутеньком. Самый нехороший лог изо всего набора поганых.
Крутенький… Так уж исторически сложилось, что бесчисленные поколения юных петуховцев таскаются в Крутенький испытывать собственную отвагу. Некоторым везет — они ничего там не видят. Ходят потом, понятно, гоголем. (Филиппу, например, в свое время повезло. Ходил. Гоголем.) Другим не везет — они что-то видят. И чувствуют. Что? Да ничего, говорят, особенного — клочок тумана на дне, фигуры какие-то колеблющиеся… И до кончиков пальцев на ногах пробирающее ощущение жути и желание немедленно бежать. Бежать, чтобы больше никогда не возвращаться. А смелость испытать, говорят они, можно ведь и в другой раз. И где-нибудь в другом месте. На полночном кладбище, например.
И еще с логом этим связана одна правдивая история. Страшилка. И надо сказать, что (принимая во внимание наличие “волшебной дверцы”) выглядит она не такой уж фантастичной.
Дело было в тридцатые годы. Три брата-акробата (а может, гимнаста) по фамилии Теплых (пламенные комсомольцы, ворошиловские стрелки, осоавиахимовцы и т.д. и т.п.), решили, как последовательные материалисты-безбожники, раз и навсегда развенчать “поповские сказки” об ужасах Крутенького. Снарядили они для того научную экспедицию в “плохое” место, сзывали желающих, да, к счастью, не нашли. Плюнули героические пролетарии на трусливых земляков и отправились одни, распевая “Интернационал” и неся на палке приговоренное к сожжению во глубине пресловутого лога чучело мироеда-пузана. Ночью отправились, разумеется. И сгинули в Крутеньком без следа. Многодневные поиски ничего не дали. Пришлось по тогдашней традиции свалить всю вину на волков и врагов народа. Неизвестно, как с врагами, а волков в тот год действительно было очень много. Постреляли их под горячую руку без счета… Врагов, кстати, постреляли не меньше. Так-то вот.
Понятен и выбор средства доставки к входу в канал: “УАЗ” ведь не только малозаметен, он еще и проходимостью отличается просто исключительной, куда там до него многим крутым внедорожникам! А в салон задний очень даже легко подпустить толику газку дурманящего, и — вперед! Без страха перед автоинспекцией и упреков от прикорнувшего пассажира. Ловко!
— Послушайте, Игорь Игоревич, — сказал Филипп. — Может, напрасно вы мне столько разных разностей рассказали? Вдруг я, когда закончится контракт, захочу этими знаниями неприемлемо для Легиона воспользоваться? Разболтаю о нем, например, компетентным органам. Им-то положено к сумасшедшим прислушиваться. Или среди легионеров выживают немногие? Или… — напрягся он, — никто?!
— А почему вы думаете, Фил, что, вернувшись домой, не станете вспоминать эти три года именно как служебную командировку на фирму “Марчегалия”? — спросил Игорь Игоревич невинно.
ГЛАВА 4
Я был здоров, здоров как бык,
Здоров как два быка, —
юбому встречному в час пик
Я мог намять бока.
Полусфера силового поля, покрывающего базу, оказалась не так велика, как почудилось мне ночью, с перепугу. Метров четыреста в диаметре, может, меньше. Прозрачная, зеленоватая, блики гуляют, тоже зеленоватые. По всему ее периметру, через равные промежутки, торчали высокие черные кочки, похожие формой на суточные грибы-боровики, — штук с дюжину. “Станции натяжения”, — пояснил Игорь Игоревич. Территория базы была сплошь засажена кустарником — сирень, черемуха, вишня, можжевельник. Кусты низкие, аккуратно подрезанные. Травка жемчужная, тоже подрезанная. Тишина, моторы боевых машин не ревут. Птички свистят. Ветра нет, тепло. Зеленоватое — сквозь поле — солнце не слепит глаз.