— Во всяком случае, это точно не Глазго.
— И?.. – Клара дает ему подсказку своим лучшим учительским тоном.
— И не Дублин, и не Бристоль, и не Манчестер, — неохотно, будто двоечник, поддается Доктор. — Вселенная довольно велика, знаешь ли. Уж извини, если я случайно промахиваюсь на несколько миль.
— Скорее несколько сот миль.
— Слушай, — нервно вздыхает он и поворачивает к Кларе сканер так, чтобы та могла увидеть происходящее снаружи, — до твоей квартиры рукой подать.
Клара попросила высадить ее в субботу. Старый добрый уикенд поможет перезарядить ее батарейки и приготовить к очередному инопланетному приключению.
Поджав губы, Клара покачивает головой и поднимает брови, чтобы выглядеть более веской.
— Кажется, ты прав. На этот раз, — наконец молвит она, разглядывая сканер. — Что ж, тогда до завтрашнего вечера?
Доктор кивает и наблюдает, как Клара уходит. Все эти посадки и высадки его порядком раздражают, но он уже почти привык. Единственное, чего ему все-таки не достает – чтобы кто-нибудь всегда был рядом. Кто-нибудь, кто слушал бы его безостановочный бред или иногда просыпался бы ночью, шлепал по коридору босыми ногами, только для того, чтобы попросить его заткнуться. Но и сейчас неплохо. Довольно одиноко, но в целом неплохо.
Зато теперь у него полно времени, чтобы чинить ТАРДИС. Зажав звуковую отвертку в зубах, Доктор скользит под консоль, чтобы полностью, от макушки до пят, посвятить себя проводам и другим жутко сложным и жутко же научным штукам.
Когда хлопает входная дверь, он думает, что Клара оставила что-то на борту.
— Ну что еще ты забыла? — неясно мычит он – звуковую отвертку Доктор все еще держит в зубах.
— Небольшой косметический ремонт? — спрашивает голос, определенно не принадлежащий Кларе.
— Клара?
— Кто вы? –изумленно доносится сверху. Доктор взвивается в попытке встать, но больно ударяется о нижнюю панель. – Что вы делаете в ТАРДИС?
— По-моему, это я должен спросить, — свирепо начинает он, неуклюже поднимаясь на ноги и стараясь не приложится обо что-нибудь снова, - что вы дела…
Он замирает как вкопанный.
Доктор исступленно стискивает металлическую консоль в поисках поддержки. Костяшки его белее снега, а звуковая отвертка с обиженным звоном влетает в пол.
Он знает, чей голос так настойчиво требует ответов. Многие и многие бессонные ночи Доктор провел наедине с этим Голосом. В эти ночи Голос спрашивал, отчего безграничная вселенная так мелочно мстительна. Иногда Голос смеялся. Иногда плакал – и худшей пытки Доктор не знал в целом свете.
Он знает эти губы, удивленно приоткрытые (и, Боже, как же ему хотелось знать их лучше, куда лучше). Светлые волосы, сияющие глаза и огонь. Он знает все.
Роуз Тайлер стоит напротив.
— Я… Я не понимаю, — заикается он.
— Что именно вы находите слишком сложным?
— Я не… Я просто не понимаю, — повторяет он тупо, все более утопая в собственной растерянности.
— Что вы делаете в ТАРДИС?
— Я не… Какой сейчас год?
— Ответьте.
— Нет, ты ответь мне, — выдыхает Доктор. Это его тело не может удержаться от препирательств.
— Я первая спросила!
— А я второй!
— Ну и ну, с вами не просто сладить, да?
Доктор почесывает затылок:
— Думаю, сложно. Нет. Точно сложно.
Хмурость в ее взгляде почти мгновенно сменяется любопытством и обескураженным пониманием:
— Доктор?
Он замирает, не успев вдохнуть. Он слишком долго не слышал этого слова. Этого правильного слова. Вернее сказать, он слишком долго не слышал человека, который делал это слово правильным. Его глаза предательски покалывает.
— Роуз Тайлер, — наконец произносит он шепотом.
— Сейчас 2006. Ты привез меня навестить маму. Ну не ты, а… ты. Мой ты. Я имею в виду… мой… мой Доктор.
— Твой. Совершенно верно.
— Похоже, для тебя это было довольно давно, — добавляет она так буднично, будто речь идет об очередной порции фиш-н-чипс.
Это тело Доктора не слишком благоволит объятиям, однако Роуз Тайлер всегда была исключением. Единственным исключением всегда и во всем. В мгновение ока он с силой обвивает ее талию обеими руками и привлекает Роуз к собственной груди. Она вскрикивает от удивления, но в ту же секунду отвечает на его прикосновения. Сердца Доктора вспархивают к самому горлу.
Если бы сейчас ему, всемогущему Повелителю Времени, предложили выбор между Вселенной и тем, чтобы навечно замереть в этом объятии, Доктор был бы исключительно счастлив, без раздумий выбрав второе.
— Ты настоящая, — шепчет он в ее волосы. — Ты наконец настоящая.
Роуз поднимает голову, ясное ее лицо подергивается недоумением.
— Конечно, я настоящая. С чего бы мне быть призраком?
Вперив взгляд в консоль, Доктор избегает смотреть в глаза Роуз.
— Доктор, — с нажимом произносит она, — сколько времени прошло для тебя?
Он отвечает прежде, чем успевает что-либо подумать и проанализировать:
— Я давно потерял счет времени. Должно быть, несколько столетий. Или тысячелетий.
Сердце Роуз сжимается, и на ум приходит закономерный вопрос, что такого могло стрястись, что они с Доктором больше не вместе. Люди увядают и умирают – так говорил он сам. Может быть, именно это и произошло с ней в будущем. Может быть.
— Да уж, никак не меньше, — горько отшучивается она, протянув пальцы к лицу Тайм Лорда. Его веки смеживаются с космической скоростью, когда ее кожа касается его. Не от удовольствия, но от отчаянного желания запомнить, выдернуть в его жуткую реальность, этот невозможный миг. — Ты повзрослел… появились морщины. И ты весь седой, — ее пальцы сосредоточенно скользят по линиям, выгравированным временем на его коже, по сивым волосам. — Никогда не думала, что увижу, как ты седеешь раньше меня. Мама поседела очень рано, поэтому начала обесцвечивать волосы.
При воспоминании о Джеки, Доктор смеется. Совсем недолго. На смену смеху быстро, слишком быстро приходит грусть – ему до смерти жаль, что он не видел Роуз седеющей. И до соленого удушья жаль, что не видел, как лицо ее целует время. Наверное, это к лучшему, пытается Доктор убедить сам себя, но терпит сокрушительное фиаско. Он знает, знает совершенно точно, ясно и бескомпромиссно, что его ограбили. У него отняли время, которое он должен был провести рядом с Роуз. Единственное, на что он может надеяться, что его метакризис в полной мере осознает свое счастье. Но и эта надежда, конечно, ложная. Его двойник не пережил тех пыточных столетий, что пережил он сам, а потому ему, баловню судьбы, невдомек, что значит жизнь с Роуз на самом деле.
— И все-таки, ты такой же красивый, как раньше.
В ТАРДИС тишина. Доктор чуть сильнее сжимает ладони на ее талии, а пальцы Роуз все еще покоятся на его щеках и шее. У него прежние глаза. Стар или молод – он, Доктор, все тот же. На его плечах бремя прожитых лет и прожитых потерь. Роуз всегда узнала бы его по этой атлантовой тяжести. Неважно, насколько юно его тело – сам Доктор далеко не мальчик.
И это лицо, то, в которое она завороженно смотрит – несет истину, только и всего. Лицо выветренного и выеденного временем человека. Но Доктор по-прежнему упоительно красив потому, что звезды пока еще светят, а миры пока еще вертятся.
— Можно я кое-что спрошу? – интересуется Роуз, отступая на полшага назад.
— Нет.
— Нет?
— Я знаю, что ты скажешь.
— Даже ты не можешь знать будущего так хорошо, — поддразнивает она.
Доктор вздыхает.
— Хорошо, спрашивай. Но я ничего не обещаю.
Она втягивает губы, и рот ее образует почти прямую тонкую линию:
— Почему ты шотландец теперь?
Он печально улыбается, и отвечает не увиливая, ибо Роуз достойна правды, как никто другой:
— Не знаю, если честно… Так вышло.
— Вышло из чего? – любопытствует она в замешательстве.
— Из динозавра. Только не смейся.