Выбрать главу

Ее рот немо открылся и закрылся несколько раз, прежде чем Роуз выплюнула:

— Больной ублюдок.

— У меня нет времени на твои истерики, — пробубнил он, притягивая к себе стопку документов.

— Да как ты смеешь!

— Вот видишь! — взорвался Малкольм. — Это никогда не вырастет во что-то большее, чем секс. Я сто двадцать часов в неделю работаю чертовой нянькой для кучки охуенно недоразвитых ебанатов, заминаю скандалы и отбиваюсь от журналистов, которые только и ищут, кого бы выпотрошить заживо и сожрать кишки прямо в сырую. Я не хочу большего. Мне не нужно большее. Я не могу позволить себе большее, потому что у меня нет на это ни единой гребаной минутки. Я не виноват, что ты сама себе что-то навоображала.

— Ты… Ты бездушен и не приспособлен ни к чему, кроме своего блэкбери и офиса. Ты не можешь даже слова сказать, не превратив его в оскорбление! — выпалила Роуз и, переведя дыхание, опустив глаза в пол, подняла взгляд на Малкольма и добавила: — Мне ничего не нужно. Не от тебя.

— Ты все еще на работе, — едко проговорил он, оперевшись о столешницу, когда Роуз сделала шаг к двери.

— Ты просто кусок дерьма.

— Никогда не утверждал обратного, — ответил он с убийственными хладнокровием и честностью, пытаясь отмахнуться от той части себя, что отчаянно силилась призывать его к рассудку и уберечь от саморазрушения. Но он не мог не спросить: — Опять все усложняешь, да?

Замерев на мгновение, Роуз обернулась и подошла к нему вплотную, сверкая глазами:

— Не смей. Не смей даже думать, будто знаешь хоть что-нибудь об этом. Ты не имеешь ни малейшего понятия ни обо мне, ни о людях, ни о сложностях. Потому что ты ничто. Ты иллюзия, оболочка. Для тебя нет ничего важного и реального, но и ты ни для кого не важен и не реален. Не знаю, почему я пыталась притворяться, будто это не так.

Единственное, что ему хотелось — бросить папку на пол, пересечь комнату и, взяв Роуз за руки, целовать ее пальцы, пока она не простит его. Но так не бывает. Она его ПА, и все это не больше, чем развлечение.

Тогда почему же она выглядит такой разбитой?

И почему у него самого такое чувство, будто он напоролся шеей на ржавый прут?

— Иди пообедай, — быстро произнес Малкольм, — и приведи себя в порядок. У нас еще полно работы.

Качнув головой, Роуз болезненно усмехнулась:

— Катись в ад, Такер, — и вышла вон, хлопнув дверью.

— Уже в аду, — пробормотал он, оставшись в пустынном кабинете.

Нервно проведя ладонями по лицу, он толкнул стол, с которого слетело несколько листов. Долго он, недвижный, рассматривал столешницу. Потом схватил пресс-папье и с яростью швырнул в пространство. С грохотом угодив в стену, моментально покрывшуюся паутиной трещин, пресс-папье рухнуло на пол. Малкольм смежил веки и сглотнул.

Сделал глубокий вдох. А когда распахнул глаза, снова оказался Малкольмом Х Такером, Малкольмом Хреновым Такером, готовым контролировать и оборачивать в свою пользу любую возникшую ситуацию.

И упаси Бог какого-нибудь засранца еще хоть раз пересечь черту.

*

Не дай мне отказаться от тебя. И, пожалуйста… не бросай меня.

Обхватив саму себя руками, Роуз сидела на капитанском кресле и плакала навзрыд.

Слушай, Роуз, я даже не знаю, кем стану. Он может быть отвратительным, ужасным человеком.

«Еще мягко сказано», — с хрипом выдохнула Роуз, пытаясь выбросить из памяти лицо Доктора, искаженное презрительной усмешкой, слова, произносимые его голосом.

Так больно, что Роуз с радостью бы больше никогда не появлялась на Даунинг-стрит.

Запомни, не имеет значения, кто я и кто ты. Я по-прежнему где-то там, и я люблю тебя.

«Пожалуйста, вернись».

========== Sad, beautiful, tragic aka Me, You, and Us ==========

Ав­тор: clarabella_wandering

Ссыл­ка на ори­гинал: http://tumblr.com

Рей­тинг: G

*

У него болела голова.

Конечно, так было всегда, но сегодняшнее недомогание заявляло о себе куда сильнее обычного. Будто таким нехитрым способом организм пытался отвлечь от ощущения, что сердца — оба чертовых сердца — вот-вот разорвутся на части, а спасения или облегчения не найти ни в регенерации и смерти, ни во всей вселенной.

Головная боль силилась заглушить то, о чем каждым ударом талдычили сердца — жизнь без Нее не имеет ни ценности, ни малейшего смысла.

Так оно и было. И Доктор знал это. И весь проклятый свет знал это.

Он, Доктор, Сокрушитель миров (Она всегда поднимала взгляд, когда он называл себя так, потому что знала, что в этом прозвище неразрывно сплетены правда и ложь), Надвигающийся шторм беспомощно свернулся в Ее, их (спустя несколько месяцев, проведенных рука об руку, они уже спали вместе), теперь уже только его постели, вдыхая Ее и их запах.

В последний раз, уверял себя Доктор, в последний раз, а потом запереть дверь и никогда, никогда больше не переступать ее порога.

ТАРДИС стонала низко и протяжно. На памяти Доктора, это был первый раз, когда Старушка оплакивала кого-то. Но кто бы на ее месте поступил иначе?

Он, изо всех сил прижав подушку к животу, разбивался на тысячи частей снова и снова.

— Прости, — тихо повторял Доктор, — мне очень, очень жаль.

Горькая сонливость окутывала его, но сны не сулили облечения. Сначала они принесут Ее, а потом оставят после себя во сто крат более жалящую пустоту.

Мысли, роившиеся в хаосе, вдруг выкинули воспоминание о киберлюдях из параллельной вселенной.

— Почему без эмоций? — спросила тогда Она.

Сглотнув, Доктор чуть не до хруста вжал подушку в ребра.

— Потому что это больно, — отвечал он.

И во всем мире нет ничего больнее, чем потерять Роуз Тайлер.

*

На следующее утро Доктор проснулся с ноющей спиной и мертвой душой, не подававшей ни малейших признаков жизни. По его просьбе ТАРДИС перенесла все костюмы его из комода Роуз в общую гардеробную. Без жалоб, без шума. Когда с этим было покончено, Доктор в последний раз оглядел комнату и, судорожно сглотнув, захлопнул дверь.

Она была синей, а перед ней всегда валялся коврик для ног, потому что Роуз имела все основания предполагать, что об уходе за обувью Доктор не имеет ни малейшего понятия (и она была права). Поперек же двери выцарапаны несколько слов.

Доктор и Роуз Тайлер.

Тряхнув головой, дабы избежать очередного то ли вздоха, то ли всхлипа, то ли стона, Доктор направил звуковую отвертку на дверь, и та в мгновение ока исчезла где-то в недрах ТАРДИС. Коврик пропал тоже.

Как завороженный Доктор простоял несколько секунд, а затем, будто сам не свой, рванулся в консольную с твердым намерением забыть розово-желтое существо, которым полнились оба его сердца. Несколько движений над кнопками, и Доктор снова отправился в путешествие.

*

Воспоминания о ней являлись в даже в самые неподходящие и нелепые моменты. Девушка с пшеничными волосами и очаровательной, более чем очаровательной улыбкой. Когда к Доктору наведывались гости из прошлого, улыбка его замерзала, а глаза тускнели. Впрочем, длилось это оцепенение всего мгновение, никто даже и не успевал заметить того, что в это мгновение Доктор, очертя голову, летел в самый ад, ибо Она была похоронена во всем: в мыслях, в подсознании, во всей жизни.

Бывали и другие моменты. Иногда Доктора с такой силой захлестывало памятью, что он обрывался на полуслове и невидящими глазами таращился в пустоту. После этих вспышек он моргал и принимался объяснять свое временное отсутствие тем, что мысли его превысили некий лимит скорости, существующий в умах Повелителей Времени. Или выдумывал что-нибудь еще менее правдоподобное.

Взъерошив волосы, Доктор вываливал на Марту огромный объем информации о каких-то наносуществах, населяющих Якское созвездие. Давящаяся хохотом Марта перебила его на полуслове:

— Все это отлично, и ты обязательно меня туда отвезешь, но сейчас я бы не отказалась от картошки.