– Питер! – грозно вскрикивает Мэй, сведя брови на переносице; это первый раз, когда она в таком неописуемом бешенстве.
Тётя всегда была боевой женщиной, хоть и редко показывала свою настоящую злость. Но сейчас она была такая нервная, бледная, её губы подрагивали, тонкие пальцы были сжаты в кулак, которым она, видимо, хотела хорошенько дать племянничку втык. Но тут же она приобретает спокойный, хоть и угрюмый вид. Тонкие плечи опускаются, пока она смотрит на Питера так, будто тот ест младенцев по ночам.
– Где твой телефон? Почему я не могла до тебя дозвониться? Почему мне звонит незнакомый мужчина, который заявляет, что ты в безопасности? – её голос мягкий, но вдруг такой звонкий в глухой тишина дома. На кухне в углу крошится побелка с тихим-тихим шорохом, а подросток всё равно слышит. Грёбанный паучий слух!
Питер неуверенно вздыхает, вытягивается, и в глазах его море вины. Глубокое, бездонное, такое странное и усталое. Ему действительно жаль, что он снова сваливает на других горы беспокойства из-за собственной безответственности.
– Прости, Мэй, опять я тебя с ума свожу, – он глупо пожал плечами и сощурился, пока что-то внутри трепетно сжалось, – веду себя, как тупица. Я постараюсь больше не нервировать тебя.
Женщина устало потёрла виски, пряча бледное лицо за каштановыми локонами спутанных в беспокойстве волос.
– Ты каждый раз так говоришь, Питер, я тебя знаю, как облупленного. Возвращайся домой до темноты, и мне не придётся красить свою седину. Я не готова быть бабулей в таком возрасте, – хмыкнула она, а затем лицо её вновь стало строгим, – ещё раз – привяжу к батарее. Чаша моего терпения не бездонная.
Питер кивает и отказывается от ужина. В последний раз он ел вчера утром, потому желудок будто к горлу липнет. Начинает немного подташнивать, но всё равно кусок в горло не лезет. Мальчишка заползает в кровать, кутается в одеяло и засыпает. Домашка так и остаётся невыполненной.
Паркер встаёт в пять утра, наспех делает уроки, то и дело зачёркивая неверные отметки. В полседьмого к нему приходит курьер, который затаскивает в кухню несколько коробок, даёт расписаться на какой-то бумажке и уходит. Мэй уже как полчаса на работе, а Питер себя изводит мыслью, что же это такое. Потом все встаёт на свои места: на одном бумажном пакете написано послание:
“Я решил, что тебе нужно всё это, притом незамедлительно. Удалённая стажировка требует качественной аппаратуры.
ТС.”
Мальчишка трясущимися руками распаковывает этот пакет. Внутри – телефон, причём настолько баснословно дорогой, что у подростка уши готовы закрутиться в трубочку. Что он скажет тёте? А Неду? Мишель, наверное, тоже не оценит такого контраста. Но чисто из любопытства Питер включает его, обещает себе, что ни за что не будет пользоваться такими вещами, что незамедлительно отправит это обратно Старку. Слишком дорого и слишком пафосно для маленького добросердечного Питера, который всегда снимает котят с деревьев и переводит бабушек через дорогу.
Подросток щёлкает на кнопку включения смартфон и на пару минут выпадает из реальности.
– Добрый день, мистер Паркер, – приветствует его искусственный интеллект из динамика телефона, – желаете пройти обучающий курс?
Питер готов если не сдохнуть на месте, то с ума сойти точно. Он дрожащими пальцами вцепляется в корпус аппарата, шумно сглатывает, но так ничего и не отвечает, только кивнув. Через фронтальную камеру ведётся запись, анализ поведения, через касание собираются общие жизненные показатели. Тони Старк никогда ничего не делает просто так. Он вообще редко делает что-то, а если и делает, то только с определённой целью. Возможно, в этом вся сущность всех Старков.
Мальчишка шумно сглатывает, бросает телефон в портфель, боясь, что тётя позвонить может. Нет никакого желания оправдываться, почему он опять игнорирует оповещения, молчит и пропадает чёрт знает где. Питер не нуждается в гиперопеке, ему бы родителей, ну, хоть только маму или только папу. Своих, родных, тех самых, которые бы читали сказки на ночь, ходили на собрания в школу и вместе с ним встречали Рождество. Утопично-несбыточно. Питеру себя жалко до дрожи в коленях, о, вот дерьмо-то.
Он имел жалость к себе, но не большую, чем простое «какое же ты убожество, Пит». С этого всё начиналось и заканчивалось каждый раз, когда он едва ли успевал испытать к себе хотя бы какую-то жалость. Паркер жалеть не любил ни себя, ни других, но Тони, тот самый Тони вдруг казался таким одиноким, что его чертовски хотелось утешить. Будто что-то такое внутри сидело, тянуло к его горю, к дыре огромной в его душе, такой чёрной, как в Нью-Йорке в своё время была. Старк был болен своими страхами, и было видно, что что-то с психологической точки зрения мучит его. Фальшивое счастье на его лице ничегошеньки не значило.
Питер дрожащими голосом попривествтвовал Неда, пееступив порог школы. Он совершенно не мог вспомнить, как добрался сюда, его мелко трясло, в голове всё было скрыто мутным туманом. Что-то внутри всполошилось, будто шестое чувство. Подросток потянул друга за рукав, стараясь увести подальше оттуда, где бушевала опасность. Но легче не становилось, и запиликавший старковский телефон в рюкзаке напряг ещё больше.
– А разве у тебя на звонке не стоял имперский марш? – недоверчиво косится Лидс на его рюкзак и вздыхает, – что за чёрт?
– Рингтон StarkPhone5, – перебивает его Мишель, с мудрым видом, – Тебе стоит сменить его, иначе Флэш снова начнёт поливать тебя грязью. Не хочу торчать в комнате наказаний за то, что вдарила ему за дражайшего друга по морде лица.
Девушка предельно серьёзна, и Питер бы покраснел, если бы не укатил её в самую далёкую на свете френдзону. Это хоть и было невероятно глупо, но почему-то Паркер думал, что это явно не тот человек, с которым бы он умчал в романтические дебри. Он, в принципе, был невероятно прав. Мишель не была той, кому подросток мог посвятить всю жизнь. Она была очаровательна, но шарм её был таким необыкновенный, что всякого встречного не брал. Джонс нужно было раскрывать, как распускается роза: медленно, каждый лепесток трепетно взращивая, чтобы бутон полностью себя раскрыл на пике цветения.
– Спасибо, ЭмДжей, я точно об этом позабочусь, – кивает Питер, как игрушечный болванчик.
Чтобы наконец взять трубку, Паркеру приходится запереться в кабинке туалета, забраться на унитаз с ногами.
– Паркер, где тебя черти носят? – возмущается Старк, – я заеду за тобой в два, сразу после уроков. Работёнка есть. Вернее, тебя подберёт Хэппи.
Питер почему-то думает, что никто за ним не придёт. Или не приедет – суть вовсе в том. Просто уровень сомнений возрастает до такой критической отметки, что даже расстраиваться особенно-то и не хочется. Впрочем, перемена уже подходит к концу, так что нужно поскорее вернуться в класс. Не хочется снова торчать у директора за всего лишь опоздание. Но об этом непременно позаботятся, потому что его оценки в последнее время из-за частых тренировок ухудшились: Паркер прогуливаю чересчур много даже для своей умной головы, которая, казалось, медленно тупела с каждым днём всё сильнее. Ладно, до поступления в MIT IQ Питера может уйти за отметку меньше нуля. Этого совсем бы не хотелось, но кого будут спрашивать? О, да, больше всего на свете заучка-гений Питер Паркер боялся отупеть.
Подросток неуверенно ёжится, и весь урок думает не о том. Удачно написав тест по испанскому, он вдруг успокаивается, а через едва ли прошедшие пару минут снова начинает паниковать. ЭмДжей видит его бледное лицо и предлагает пройти в медкабинет. Нэд кивает ей головой в довесок, но Питер упёрся, как будто он законченный и бесповоротный идиот. И никому и двух его друзей не импонирует бороться с непробиваемой тупостью того, кто умудряется развести полемику во время спора из-за сорта помидоров в бургере или калорийности колы. Это всё сложно.