Флорентина вздохнула в ответ и закурила. Соня слегка щурилась от яркого солнца и молчала. Понятно, когда война идет хоть по каким-то правилам. Ну, скажем, вот два государства. Одни: «Вы нам должны полцарства и залив». Другие: «Отвалите, негодяи, пока мы у вас самих полцарства не оторвали». И пошло дело! А тут? Где необходимость всего этого?
Соня закрыла глаза и представила себе волшебный яркий свет, струящийся со дна глубокого бассейна вверх, на россыпи брызг фонтана. Теперь все, что было красивым раньше, стало источником опасности.
Was pretended.
Bright different colored lights.
Все поменяло смысл.
Откуда ждать беды? Из мигалки «Скорой помощи»? Из детского фонарика? Соне захотелось вот прямо сейчас же ворваться в Синюю Бархатную Комнату и голыми руками растерзать хоть кого-нибудь из этой мерзкой шайки.
- Соня, ты готова перевести большой текст вслух? - спросил вдруг Матвеев.
- Да.
- Тогда поехали. Я расскажу тебе, Фло, как я впервые оказался в Малой Комнате Смерти. И что я там увидел. Представь себе низенький дом вроде деревенского, в один этаж, вроде как-то оштукатуренный и покрашенный в песочно-желтый цвет. Одна сторона выходит на более-менее оживленную улицу, а другая - на мрачный переулок. Во дворе вообще катастрофа: какие-то сваленные друг на друга бочки и скамейки, мусор, грязь, беда, одним словом. Ты знаешь Рона Холодного, Фло? Знаешь? Да, да, того, кто ненадолго останавливает время. Он выкупил этот дом у какой-то выдохшейся старухи за немалые деньги и организовал там офис волонтерской службы. Но это лишь в той части дома, которая доступна взору при входе.
За дверью, обитой зеленым дерматином, начинается самое интересное. Там достаточно длинный коридор, который ведет в развилку на три комнаты. Вот. Впрочем, я по-другому продолжу.
Впервые Рон привел меня к себе тридцатого марта, холод был собачий, небо серое и низкое, а в его прихожей толпился какой-то странный народ. «Похороны, что ли», - спросил я сам себя. Волонтеры! Меня от них тошнит, честно говоря. Ладно. Рон сказал мне, чтобы я не ждал его, а прошел в коридор, а там уж я сам разберусь, куда мне идти.
Я закрыл за собой зеленую дерматиновую дверь и оказался в гнетущей тишине. Коридор, заклеенный темно-бежевыми обоями в крупные коричневые цветы, навевал тоску. Я дернул ручку правой двери и увидел очень бедно обставленную комнату. Кровать, тумбочка с вазой, в которой стояли искусственные цветы, какая-то черно-белая фотография не стене, в углу комод и узкий высокий шкаф. Всё. Не интересно.
Во второй комнате меня постигло следующее странное и неимоверно жуткое зрелище: на старинном диване сидел какой-то молодой человек, завернутый в черную ткань. Он глянул на меня таим взглядом, что я по идее, должен был стушеваться и отвалить. Но не тут-то было! Не от его глаз меня затошнило и бросило вон из комнаты. На двух табуретках рядом с диваном стоял гроб. В нем лежала жирная старуха, но лежала не так, как обычно, с руками на груди, а свернувшись калачиком, будто устроилась спать. Без савана, так, черт-те в чём. И ее лицо! О, Фло, ты такого не видела даже в самых страшных своих кошмарах. Желто-восковое, оплывшее, как подтаявшее масло, отчего разрез глаз превратился в какие-то жуткие запятые.
- Черный комар, - сказала тихо Фло, после того, как Соня перевела сказанное. - От него так умирают. Я читала в Книге, дура, со всеми подробностями, после меня рвало часа два.
- Он самый, - кивнул Матвеев и продолжил. - И вонь, Фло, это было непередаваемо! Я захлопнул дверь и побежал было навешать Рону знатных лещей, но вдруг Книга всплыла перед моими глазами, и я вспомнил, что Хранителю в этой комнате в тысячи раз хуже, чем мне. И пусть он дурак какой-то, он все же Хранитель. И волонтеры. Им предстояло захоронить это тело, судя по всему, молодой девочки, сдуру сунувшейся под Цветные Огни. И тогда я предался ненависти и распахнул третью дверь. За ней была узкая и длинная комната, обои на которой держались рваными клочками по каким-то фанерным щитам. Темно-зеленый и желтый. Пола не было. Вместо него комнату пересекали две серые трухлявые слеги, под которыми лежали кучи мусора.
Я аккуратно прошел по этим бревнам и открыл маленькое окошко в стене. Там, за ним, было удивительно уютно и тихо. Персикового цвета бархат, бронзовые штучки на стенах и столе. Я пролез в окошко и вдруг увидел, что в углу что-то светится белым. И в голове моей прозвучал голос: «Не думай о нас настолько плохо. Когда-нибудь ты поймешь».
- Ласковая-и-Круглая... - вздохнула Фло. - Иногда мне хочется ее обнять.