Третий файл он зажал на экране пальцем в неуемном предвкушении видеть ее, слышать ее, чувствовать ее.
– Эй, на том конце, привет?
За спиной Шепард красовалось воистину самое прекрасное место, которое Гаррус с ней разделил и возле которого стоял сам. Большая кровать. За ней виднелся широкий аквариум во всю стену, правда пока еще пустовавший, без наличия разновидных рыбешек, Шепард скупала их новеньких каждый раз во время посещений Цитадели. А все потому, что иногда она забывала их кормить, и цветастые твари дохли, пузом кверху всплывая к верхней панели аквариума. Гаррус узнавал об очередной кончине, когда Шепард спускалась на нижние палубы к команде с поникшим лицом и со словами: «Джона младшего постигла та же участь». Гаррус не очень-то разделял любовь к домашним питомцам, к которым – по его мнению – особой привязанности невозможно было проявить, ведь они даже не откликались на собственные имена, потому что не способны были их услышать, но это расстроенное выражение на ее лице и опустошенный взгляд с чуть намокшими ресницами от выступивших слез вгоняли самого Гарруса в тоску. И после очередного прибытия на Нормандию, он в юморной форме напоминал ей не забыть дать пищи рыбкам. Он не знал, почему обратил на эту деталь столько внимания, и весь напрягся, когда Шепард будто прочла его мысли:
– Да, почти такая же каюта, как в последний раз, только без рыбок. Не успела ими обзавестись, зато нашла моего хомячка! Живучим оказался и пронырливым засранцем. Минут пятнадцать его ловила. Слышишь? – Шепард замерла, сама внимательно прислушиваясь и поглядывая куда-то в сторону, туда, где была коллекция маленьких кораблей. В полной тишине раздался тихонький, но отчетливый скрежет, словно ломали сухую листву. – Норку себе делает, – Шепард улыбнулась, но совсем не весело. Всем своим видом она пыталась обмануть Гарруса, старалась выглядеть несгибаемой и несокрушимой скалой, которой нипочем любая преграда, но если ей дали допуск на корабль, это означало только одно. – Жнецы атаковали землю, Гаррус. Столько много. Через каждый километр, стреляли по всему, что движется. Я… никогда такого не видела. Как к такому вообще можно подготовиться? Мы чудом с Андресоном выбрались из этого адского пекла. Если бы не Джокер с Кайденом, не знаю, сидела бы я здесь.
При упоминании Аленко у Гарруса недобро задвигались мандибулы. Собственно, ревностью он особо не страдал, понимал, что при абсолютном доверии ее попросту не могло возникнуть, но по странным тому причинам, ему слишком сложно удавалось притворяться равнодушным и якобы незамечающим взглядов Кайдена, когда тот находился в окружении их капитана. Знал ведь, что между ними была интимная связь, и видел своим острым взором, как отважно Кайден пытался подставляться под пули, лишь бы они не тронули ее. Правда, ни одна из пуль его не задевала, да и как смогла бы, учитывая, что в команде находился сам Архангел? Он укладывал вражеские тела меткими выстрелами одно за другим, тем самым перекрывая любые выпады Аленко геройствовать, и недоуменно жал плечами, когда ловил подозрительный взгляд биотика. Вступать в открытый конфликт за любовь было попросту глупо, но Гаррус оставаться в стороне напрочь отказывался, поэтому выбор падал на стратегию наивного дурачка, который исполнял хорошо две свои задачи – прикрывать тыл и не давать приблизиться на лишний миллиметр к своей женщине. О второй задаче он особо не распространялся. Ну так, чтоб Шепард не зазнавалась.
– Мы летим на пустынный Марс. Надеюсь, нас ждут там ответы. Без них вряд ли спасти землю… Всю галактику… Если бы ты знал, как мне страшно, Гаррус.
И на этом запись прервалась. Он не часто видел свою Шепард такой. Она держалась постоянной тактики бойца, да и разве могла позволить быть на глазах слабой, учитывая, сколько ожиданий и надежд рухнуло на нее? Вечно храбрая, вечно рвущаяся на помощь, вечно держащая поднятым вверх подбородок. Он ею безропотно восхищался, но наедине в каюте всегда принимал доминирующую позицию, не позволяя ей вспыхивать и вспоминать о статусе всевеликого спасителя всея галактики. Он хотел, чтобы в его объятиях она могла расслабиться, стать обычной слабой женщиной, которой требовался верный защитник и крепкая поддержка, он хотел, чтобы рядом с ним она забыла о войне.
Четвертое видео оказалось, к его сожалению, коротким обрывком из нескольких фраз, и голос Шепард в них дробился и нырял:
– Гаррус. Отлет через несколько минут, слышишь? Мы выдвигаемся на Менае, турианский советник сказал, там находится ваш примарх Федориан. Сомневаюсь, что после его спасения так уж беспрекословно и радушно турианцы согласятся поделиться флотом, но попробовать стоит, так ведь? Палавену тоже досталось, мне рассказали. Ублюдки… Ты выбрался? Скажи мне, что это так, что ты живой, – она застегивала крепкие металлические наручи на своих руках и попутно бросала рассерженные взгляды на записывающее устройство. – Лучше бы тебе оказаться живым. Не смей помирать, понял? Иначе я не знаю, что сделаю с тобой.
Мандибулы его задергались, и голова чуть наклонилась вбок. Гаррус не понял, как она до него бы добралась, будь он и в самом деле уже трупом, но от ее слов в груди сладкая нега. Она рьяно беспокоилась о нем даже тогда, не зная, встретит ли его, и вряд ли подозревала, что его давно оповестили вторые лица о прибытии Нормандии.
Ни о чем другом не шло речи, Гаррус, словно ужаленный, вызвался добровольцем отправиться с подкреплением на окруженную и иссеченную жестокими ранами войны Менаю. Потерять последний оплот, способный еще пока держать оборону и отвлекать на себя неустанные потоки Жнецов, значило потерять и Палавен. Отлично подготовленные турианские флоты изничтожались, армии бойцов редели с каждым днем, и Иерархия, как бы не готова была защищаться, терпела поражение. В этот раз не духи могли им помочь, а женщина, которая через несколько часов уже ступит на луну и которую Гаррус порывался встретить. Увидеть ее лицо, посмотреть в ее добрые и такие выразительные глаза, в них он мог разглядеть любую заискрившуюся эмоцию, от безумной боли до необъятного восторга. Почувствовать ее родной запах, дотронуться до шелковистых, мягких волос, которыми он так мало успел насладиться перед самоубийственной миссией. Прошло достаточно времени, и он нехотя предполагал, что их совместная ночь для нее могла быть только тем самым выпуском пара или ее сердце и до единой мысли принадлежали уже другому, и не собирался делать ничего неуважительного по отношению к ней, когда увидит. Но… да простят его духи, когда он увидел ее, живую, здоровую, полную решимости и держащую так уверенно ятаган, он потерялся. Дурацкая фраза, сказанная нарочито громко, вырвалась сама по себе, он желал каким-либо образом обозначить свое присутствие. Вот он здесь, пружинистым торопливым шагом к ней шел и думал, как лучше ее поприветствовать, пока сокращал за короткие секунды дистанцию между ними. Просто кивнуть или подержать руку? Люди их обычно жали, насколько ему было известно, и Гаррус хотел продемонстрировать таким образом уважение к человеческим традициям.
Не вышло ни того, ни другого. Все она. Удивленная, выкрикнула настолько радостно его имя с вспыхнувшими огоньками счастья в глубоких своих голубых глазах, протянула к нему руку, и он тут же ее поймал, сжал своей и накрыл другой, чувствуя, как обжигаются ладони сквозь перчатки от ее жара.