— Я не для себя, я не честолюбив, товарищи, но в качестве научного руководителя проекта… как-никак именно моя кафедра…
— Один с сошкой, семеро с ложкой, — бурчал Липатов, сердито поглядывая в окно: куда это запропастились Саша и Палька, когда тут такое…
Тетерин решительно отодвинул кулак Алымова и подтянул к себе рапорт:
— Хватит, товарищи! Добавлю директора института Сонина и начальника опытной станции Липатова. Пять подписей — в самый раз.
Но тут взвился Липатов:
— А Светов?!
Тетерин поморщился, он предпочитал, чтобы фамилии Светова на рапорте не было — что там ни говори, человека недавно исключили, толки ходят разные, лучше обойтись без него…
— Подпись главного инженера совсем не обязательна…
— Ну конечно, зачем уж Светов, когда столько желающих! — закричал Липатов, багровея. — Давайте уж и Сонина, и Китаева, можно и еще поискать, кто нам палки в колеса ставил!
— Тише, тише! — поднял руку Тетерин. — Чего раскричался? Никто же не против Светова, только подписей многовато. Или?..
— Вот именно — или! — задохнулся от гнева Липатов. — Такой малый пустяк — автор проекта!
— Ну, впишем и Светова. — Тетерин набело переписал фамилии в конце рапорта. — Успокоился?
Потеряв всякий интерес к дальнейшей процедуре, как только увидел свою подпись на подобающем месте — вторым от начала, Алымов выскользнул из конторы и разыскал в поредевшей толпе Катерину.
— Разрешите отвезти вас домой, Катерина Кирилловна. Уже поздно.
Взял ее под руку — и стремительно повел к машине.
За ними все так же пылало пламя, отбрасывая широкий круг света, перед ними вытягивались их тени — все длиннее, длиннее, вот уже головы канули в темноту за пределами круга.
— Поехали? — спросил из темноты шофер, которого Катерина побаивалась, потому что у него всегда кончался бензин.
Сегодня шофер был щедр и весел.
У машины стояла черная нахохлившаяся фигура.
— Константин Павлович, вы в город? Захватите меня, пожалуйста, я, понимаете ли, не предупредил жену, что задержусь…
Когда он приехал сюда — Катенин? Где пробыл весь вечер, никому не попадаясь на глаза?..
Алымов в бешенстве повернулся спиной к Катенину, но пальцы Катерины слегка сжали его локоть, он поперхнулся и процедил:
— Садитесь впереди.
Катерина откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Как сквозь сон слышала она рокот мотора и удивленный голос шофера:
— Скажи пожалуйста, вышло! А я, грешным делом, не верил, думал — чепуха, не будет уголь за здорово живешь гореть под землей. И что же, так и будет теперь — «гори, гори ясно»?
Алымов не ответил. Пришлось отвечать Катенину. Он объяснял что и как сдавленным голосом, но добросовестно.
Катерина понимала, что творится в душе у этого малознакомого человека, которого она однажды защитила. Надо бы заговорить с ним, сказать дружеское слово. Но она ничего не могла придумать. Она очень устала от долгого стояния на ногах, от волнений и счастья этого вечера, оттого, что рядом Алымов, и оттого, что дома нет Светланки.
Вот уже неделя, как она отняла Светланку от груди. Кузьменковская бабушка забрала девочку к себе, пока не отвыкнет. Без Светланки в доме стало пусто и тревожно. Ночами Катерине не спалось, ей чудилось, что она слышит Светланкин плач и голодное кряхтение… Все правильно, ребенок должен отвыкнуть от материнской груди, забыть. Так всегда делают. Но матери как забыть? Неотрывная близость с дочкой оборвалась. Что-то трогательное, утоляющее ушло из жизни. И, как назло, приехал Алымов, еще более взвинченный, чем обычно. И не было спасительной возможности укрыться возле Светланки — единственного прибежища, где можно спрятаться от всего тяжелого и непонятного, что замутило жизнь… Свободна — и беззащитна перед чем-то негаданным, надвигающимся помимо ее воли.
Из угла машины она поглядывала на Алымова — сидит выпрямившись и дышит громко, торжественно, раздувая ноздри.
А впереди безжизненно покачивается на опущенных плечах голова Катенина, тускло и уже с досадой звучит его голос:
— Да нет, почему же. Скважины бурят по пласту…
— Какая ночь! — воскликнул Алымов и схватил руку Катерины. — Если б мне посулили сто лет жизни, но без нее — я бы отказался!
Его длинные, цепкие пальцы то ласкали, то стискивали до боли ее руку, и тут уже ничего нельзя поделать — такая ночь выдалась, такое настроение породила.
Подъехали к гостинице. Катенин впервые оглянулся:
— Спасибо, что подвезли. До свидания.
— До свидания, — буркнул Алымов.