В умершем вскоре был опознан прапорщик Измайловского полка Заведомский, известный на весь Санкт-Петербург как игрок и бретер. Видимо, бретерским поединком объяснимо и отсутствие у покойного двух пальцев на правой руке, явно незадолго до смерти отрубленных.
Как попал оный прапорщик в трактир и кем совершено отравление, в полицейской части выявить не удалось…
Решительны, ничего не скажешь, решительны были заговорщики! Своих порешать, дабы концы в воду!..
Ну да что им какой-то бретер-прапорщик! Мелкая фишка в большой игре, кою, раз уж пошла такая баталия, и за фук отдать не жаль.
Вот если бы выше повелительного паленского ногтя провести розыск!..
Но сие допустимо было только в мечтаниях. Тот властный генерал-губернаторский ноготь защищал оных лиц понадежнее крепостных стен.
И граф с недовольством отшвырнул от себя бесполезную более газету.
На очень мятом, словно жеваном листке:
…Смотри, друг мой, что мне удалось раздобыть. По штилю не Державин, конечно; однако же…
Каково?!
Однако ж при себе смотри не держи, сожги тотчас да пепел развей. А коль желаешь, перед тем выучи на память – очень даже позабавишь господ офицеров, с коими водишь знакомство, чтоб знали, что и мы, гражданские чины, не лыком шиты.
Да гляди не попадись – за такие шуточки одною ссылкой в имение не обойдешься.
Почерк мой ты знаешь, а отчего не подписываюсь – тебе и самому должно быть понятно.
К сему на другом листе приписка
Изъято мною из горла у коллежского секретаря Ковыряева, ныне преставившегося.
Давно приглядываясь, что оный Ковыряев, находясь в присутствии, что-то постороннее читает и прихохатывает, я по праву старшего в чине потребовал от него предъявить читаемое.
В ответ на что Ковыряев, испугавшись, бумагу скомкал и возжелал ее проглотить. Господь, однако, сему воспрепятствовал: глотаючи, коллежский секретарь поперхнулся, потерял дыхание и стремительно тут же, в присутствии, помер.
…принять мои заверения, что сам я крамолу сию не читал. Так, вынувши из горла мертвого Ковыряева и не читавши вовсе, пересылаю Вашему высокородию.
Из переписки высших чинов департамента
Коли не читал – откуда ж ведает, что крамола? Не иначе, подлость замыслил: он, де, не читал, а мы – читай!
А что подлец – сразу видать: кто ж еще станет из горла покойника что-либо выхватывать? Да и по словам всех сослуживцев – известный подлец.
Посему предлагаю – к очередному чину не представлять.
Что подлец – видно без Ваших пояснений.
Однако же к чину, полагаю, — напротив, следует представить. И с тем перевести в департамент к S.F., а то у нас подлецов и без Панасёнкова в избытке.
Бумаги же сожгите от греха. Включая ту, что из горла.
(Бр-р, гадость экая!)
Собственной рукою Его Императорского Величества начертано
В желтой тетради для ремарок забавного свойства
При проходе вдруг ощущаю, что некто дергает меня за косу, пребольно к тому ж. И что вижу, оборотясь? Действо сие производит полицмейстер Ваксин! На мой вопрос: что себе позволяете? — ответствует: у меня де коса не по шву лежит.
Позднее узнал от Палена: дерзостный полицмейстер держал с кем-то пари, что прилюдно отдерет меня за косу, и выиграл, бестия!
Иной бы в моем случае строго наказал наглеца. Но, помня, что монархи рыцарских времен лишь посмеивались над любыми дерзостями шутов своих, я также лишь улыбнулся, не давая делу хода.
По утверждению старика графа Безбородки, князь Ланской33 чрезмерствовал в употреблении любовных снадобий, принимаючи их в дозах десятикратных против тех, что были предписаны докторами. Отчего в конце концов и помер.
А забавно здесь то, что покойного любострастника не могли достойно похоронить: его напряженный орган не давал закрыться крышке гроба.