– Ужин за ваш счет, – честно предупредила.
– Разумеется, – усмехнулся Дайрин. – Полагаю, вам нужно время, чтобы привести себя в порядок.
– Могу и так.
Отряхнув себя слегка, я с готовностью переступила через кандалы.
– Маджери, подготовь отчет о юных пиротехниках. Я вернусь, – его светлость оценивающе взглянул на меня, – через полчаса.
– И мою сумку забери, а то без учебников меня в школу не пустят, – бросила я помощнику любимого шефа, прячась за его, шефа, широкой спиной.
Маджери недовольно сверкнул очками.
От перемещения меня слегка мутило и не слегка клонило. На первый попавшийся предмет, коим, по несчастливой случайности, мог быть только горячо любимый шеф, который души не чаял в моей персоне и всячески заботился о ее, то есть моем, душевном и телесном здравии. А потому, как истинный джентльмен, он сделал вид, что ничего не замечает, и отошел в сторону, чтоб не мешать моему полету, дав мне вдоволь насладиться творением иноземных мастеров.
– Майя, никогда не думал, что ковер может вас так заинтересовать. Мне следует приказать, чтобы его прибили к полу? Во избежание.
Я не ответила. Устала. Постоянные подколки по поводу моего рода деятельности уже перестали быть смешными. А обвинение в возможной краже ковра… Да что я с ним делать буду? Если я появлюсь на пороге хоть какого-то нелегального учреждения, то учреждению придет конец, а меня под домашний арест посадят. Еще и зубрить заставят, чем колосья друг от друга отличаются. И не в пределах страны – континент тоже кто-то изучать должен.
Единственная месть, на которую я была способна в своем нынешнем положении, – лежать и не двигаться. Именно это я и сделала, закрыв глаза и представляя что-нибудь приятное. Например, Калийские острова, где меня давно уже ждали.
Тяжело вздохнув, я перевернулась на другой бок, положила ладошки под ухо и попыталась заснуть.
Увы… Шеф отличался немилосердностью не только на работе. Стоило найти удобную позу, как он испортил все удовольствие, опустившись рядом и начав гладить мои волосы. И так старательно, как будто клад там искать вздумал.
– Я сплю, – поставила в известность начальство.
– Я заметил, – фыркнул Дайрин, не прекращая своих поглаживаний. Пока он расчесывал мою шевелюру, это было терпимо, когда же, словно издеваясь, его рука коснулась шеи, я дернулась и откатилась в сторону. Пусть сейчас антимагический ошейник на мне отсутствовал, ворошить былое не стоило. И так напоминаний хватало. Метка каждый день чешется, стоит подумать нехорошее о его высочестве. Радует, что на дурные мысли о любимом шефе заклятие не реагирует. Иначе быть мне чахоточной в глазах общества, а это уже совсем не то, что «слегка не в себе». Не отмоешься.
– Я ухожу, – сердито заявила, поднимаясь с ковра и поправляя платье. Шнуровка слегка ослабла, и дышать стало проще, но это не повод и дальше выглядеть чучелом. Особенно когда заявляешь об уходе одному из самых опасных людей страны.
– И куда же? – усмехнулся шеф, поднимаясь одним слитным движением. Еще мгновение назад он сидел, а вот уже стоит прямо напротив меня и оценивающе смотрит, пытаясь уловить – лукавлю я или нагло вру.
Поднырнув под начальственной рукой, сбежала к лестнице.
– В общежитие. Вам же для дела надо было? Так вот – сама всего добилась и теперь жить буду там. – Остановилась, подумала и, вернувшись, добавила: – Где мои карманные деньги от любящего папочки?
Дайрин усмехнулся и неторопливо достал из кармана небольшой кошель. Отсчитал мне три серебряные (какая щедрость!) монеты и бросил.
Несмотря на всю свою нелюбовь к презренному угнетателю, я поймала деньги в полете и сунула их… А некуда было совать. Сумку при аресте отобрали, а вернуть ее мне никто так и не сподобился.
– Благодарю премного.
Все же не удержалась от шпильки и шутовски поклонилась. Не оглядываясь, взбежала вверх по лестнице.
– И найдите мою сумку. Это не так тяжело: вы справитесь, – заверила я и добавила с мнимым огорчением: – А то за учебники платить придется. И за сумку. Она казенная. А шеф у меня знаете, какой строгий?! – пожаловалась я слушателю и, прокравшись по коридору мышкой, чтобы дворецкий не услышал, скрылась у себя.
Конечно, мое «у себя» было преувеличением. Дом и все его обитатели если не душой, то руками и ногами принадлежали его светлости. В дворецком мне часто виделся вышедший на пенсию работник канцелярии, а в поварихе – матерая отравительница, с большой неохотой сменившая профессию и решившая оттачивать свое мастерство на мне лично. Как иначе объяснить, что все, что готовилось для шефа, было вкусно и ароматно (сама пробовала), а то, что подавалось мне, – мерзко и склизко?