— Что ты натворила? — уже мягче спросил герцог.
— Ничего. Это не… наказание. — Марту пробила дрожь. — Он всех красивых девушек порол. Особенно постом. Чтобы не соблазнялись и других не вводили в искушение.
— Не заговаривай мне зубы. Продолжаем. И бельишко снимай; у тебя как раз на попке должна быть родинка.
— Ваша светлость, — не выдержав, взмолилась Марта, пытаясь обернуться, но была жёстко придержана за плечи, — а если там действительно что-то есть? Бывают же совпадения…
Сильные мужские пальцы побарабанили по её плечу.
— Бывают. А что ты так разволновалась? Сама не знаешь, как выглядишь? Ты что, в зеркало на себя не глядела?
— Откуда у нас зеркала, ваша светлость?
— Довольно. — Окончательно потеряв терпение, герцог одной рукой перехватил её поперёк живота, пригнул к столу, а другой — сдёрнул с девушки панталончики, как с малого дитяти, которого собираются высечь. И гневно выдохнул, не обращая внимания на сдавленный писк Марты. Родимое пятно в форме сердечка было на месте.
— Ах ты… — тихо проговорил герцог, чувствуя, как глаза заволакивает багряная пелена гнева. — Ты всё-таки… и ты осмелилась плести тут…
Ещё немного — и он убил бы её на месте. За наглую ложь. За то, что едва не повёлся на эти чудесные, кроткие, как оказалось — лживые глаза, на краснеющие ушки и плечики, на россыпь веснушек, с которыми Анна безуспешно боролась. Убил бы… И только собственная ярость дала ему понять, как же, оказывается, он хотел, чтобы эта… эта… оказалась не потаскухой, а милой прелестной девочкой, свежей и незапятнанной, о которой он когда-то грезил…
Он оттолкнул Марту с такой силой, что та налетел животом на стол и распласталась, как лягушка, на столешнице, и навалился сверху. Она даже не успела понять, что происходит, а железные пальцы уже сомкнулись на её шее, пригвоздив к деревянной поверхности, не позволяя поднять головы. Что, что он увидел? Чем она его прогневала?
— Не дёргайс-с-ся, — от злости светлейший зашипел, как разъярённый питон. — Лживая дрянь…
— Ваша светлость! — придушенно вскрикнула Марта, поняв, что вот сейчас и произойдёт непоправимое, — не надо, пожалуйста! Я девственница!
— Молчи! — коротко и страшно рыкнул он, заламывая ей руки за спину. Ещё немного — и он вывернул бы их из суставов, и никакая дыба не понадобилась…В дверь сильно ударили. Марта зарыдала в голос.
— Ваша светлость, — послышался голос синеглазого капитана, — вы просили предупредить, если чересчур расшумитесь…
— Вон! Убью! — коротко выдохнул мужчина, ещё сильнее придавив девушку. Рыкнул — и только сейчас воспринял её последние слова…
Бог мой…
Такого не сыграешь…
Стиснул зубы.
Вынудил себя ослабить хватку.
Приподнявшись, залепил себе пощёчину. Боль отрезвила, привела в чувство.
— Винсент! — окликнул гневно, — ты ещё здесь?
— Да, ваша светлость, — отозвался из-за двери капитан. — Я вам ещё нужен?
— Нет. Иди. Я в порядке.
Герцог шумно вздохнул и перевёл взгляд на распластанное перед ним, дрожащее тело. И ведь убил бы… Вот из-за подобных вспышек его и боятся. И ходят о нём различные слухи. Да пусть боятся, лишь бы подчинялись, но не всегда оно к месту… Кажется, он перепугал девчонку до смерти. Неужели и впрямь — невинна?
Потёр лицо ладонями. Третьи сутки на ногах, демоны дери его дражайшую беглую половину, не удивительно, что сорвался. Надо держать себя в руках. Осталось недолго.
— Ну, ну, Марта, — погладил девушку по бедру. — Всё, я не сержусь. Не бойся.
Она приподняла голову, попыталась обернуться — да так и замерла, боясь лишним движением вызвать очередную бурю. Думала, что ко всему готова, а оказалось — чуть не умерла только от намерения герцога, что же будет, когда он приступит к делу? Не надолго он остановился: ведь и раздел, и разложил под себя, сейчас просто успокоит, чтобы не дёргалась, не мешала получать удовольствие… и продолжит. На всё его высочайшая воля. Он тут царь и бог. Вздумает Марта сопротивляться — позовёт солдат, один раз уже грозился…
Обречённо закрыла глаза. Услышала властное:
— Лежи так. Не двигайся.
Так и есть. Сейчас начнётся…
Мужская ладонь погладила напрягшуюся ягодицу. Это герцог, не устояв перед зрелищем оголённых белых полушарий, бережно огладил одно, то самое, что пробудило в нём недавно зверя. Бог мой, какая кожа… — покаянно думал он, невольно оттягивая то, что должно было последовать. Но дело требовало завершения.
Не может быть одинаковых родинок у двух просто похожих женщин. В природе не существует абсолютных повторений. Даже эта девочка… да, невероятное сходство с Анной, но если приглядеться тщательно — можно обнаружить различия: чуть меньше рост, чуть изящнее сложение — у крестьяночки-то, ступня куда миниатюрнее, волосы более насыщенного оттенка… Метка не могла повторять оригинал точь в точь. Если бы не ярость, вырвавшаяся из-под контроля и временно ослепившая — он бы понял это сразу. Сердечко на прелестнейшей девичьей попке было слишком идеальным… Слишком… На девичьей…
Не о том ты сейчас думаешь, одёрнул себя его сиятельство. После. У тебя ещё будет время. И попробовал ногтями подцепить то, что с первого взгляда казалось пикантным родимым пятнышком.
Марта ёжилась, чувствуя, как твёрдые ногти царапают кожу на бесстыдно выставленном напоказ седалище, и начинала недоумевать. Его светлость — извращенец? Что он там делает? Может, это ласки какие-то изуверские, о которых она ничего не знает? Неожиданно кожу обожгло, но сразу же по больному месту ласково похлопали.
— Вот так и делаются фальшивые приметы, — её чуть сильнее вжали в стол, и она совсем уже снова приготовилась страдальчески зажмуриться, но тут прямо перед носом появилась большая мужская ладонь, демонстрирующая кусочек чёрной бархатистой кожи. Марта едва не завизжала от страха и неожиданности. Это что, её кожа? — Пластырь для мушек, — снизошёл до объяснения герцог. — Чего-чего, а этой дряни был у моей супруги порядочный запасец. Всё, Марта, всё. Поднимайся.
Какое там — поднимайся. Кажется, у неё отнялись ноги. Видимо, что-то сообразив, герцог подхватил её подмышки и помог выпрямиться. Помедлив, подтянул на место панталончики. Сунул в руки сорочку.
— Да ты меня слышишь? Всё, хватит тут голышом стоять, соблазнять… Одевайся. Давай-давай, быстро.
Не в состоянии поверить, что насилия не будет, она судорожно прижала рубашку к груди. Скомканный комок батиста был мал и не мог прикрыть затвердевших от холода и пережитого ужаса сосков, но Марта, похоже, не осознавала собственной наготы.
— Ты меня слышишь? — строго повторил герцог. Она уставилась на него бессмысленным взором. — Эй! Милая! Очнись! — И попытался вытащить из намертво сжатых пальцев сорочку.
— Я… я Марта, — вдруг всхлипнула девушка, — Марта! Пожалуйста, не надо!
— Понял, понял. — Он всё-таки сумел завладеть смятой тряпкой, расправил, кое-как натянул через голову икающей от слёз девчонке, помог просунуть в прорези дрожащие руки. — Ты Марта, простая деревенская девушка, так? Ты не Анна… — она истово закивала, растерялась, замотала головой и поспешно принялась оттирать влагу со щёк и подбородка. Похоже, приходила в себя. Подцепив с пола ворох юбок, герцог скептически посмотрел на неё.
— Ну, нет, милая, камеристкой быть я не нанимался. Иди-ка сюда… — Увлёк её к камину и силком пристроил в кресло. Прикрыл юбками. — Ты меня понимаешь? — Она вновь затрясла головой, но уже осмысленно. — Сиди здесь, голоса не подавай, просто жди, когда я тобой займусь… Да не в том смысле займусь! Надо же с тобой как-то определиться, не выгонять же на улицу, на ночь глядя…
Марта, наконец, прозрела. И не поверила своим ушам.
— Вы меня отпустите? Правда? Ваша светлость… — Перехватила руку герцога и жарко поцеловала. Никогда так не делала, даже к пасторской… особенно к пасторской руке не могла подойти, как её ни шпыняли прихожане, но тут — само собой вышло. Светлость с досадой крякнул, но руку не отобрал. Прикосновение Мартиных губ и мокрой щеки было неожиданно приятно.