— Mon cheri, я полагаю, что мне следовало бы вернуться в Париж… Должно быть, Виктории сейчас очень плохо.
— В настоящий момент мы не можем прервать поездку. А одна ты не можешь поехать, это слишком опасно.
— Если с моей сестрой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.
— С ней ничего не случится. Мы попытаемся помочь ей отсюда.
— Ей нужен кто-нибудь, кто бы оказал поддержку и смог бы отправить ее в Испанию, как только у нее появится ребенок.
— Напиши Карану. Он, как мне известно, еще находится в Париже. Он обязательно поможет ей.
— Скорее всего, он получит письмо, когда война уже закончится… — с грустью произнесла Анита, пожимая плечами.
— Нет, мы используем дипломатические каналы. Он получит письмо через почтовую службу Foreign Office.
Они были в Буэнос-Айресе, когда получили ответ Карана, который незамедлительно отправился в путь. В своем сообщении он писал, что связался с Бенигно Масиасом, аргентинским магнатом, другом семьи, выразившим искреннее желание помочь Виктории. «Он собирается вывезти семью из страны, используя свои связи. Положение в Париже очень трудное. Завтра я отправляюсь в Лондон…» Ответ Карана принес облегчение. Масиас — хороший человек, он не оставит ее сестру одну.
Анита стала более спокойной, она почувствовала, что в ней снова проснулось желание получать удовольствие от того, что ей больше всего нравилось в Аргентине, — танго. В эти дни все аргентинцы только и говорили, что о молодом певце, у которого был такой успех, что его, как тореадора, даже носили на руках по улицам квартала после первого концерта в «Арменонвиле», самом роскошном кабаре города. Его звали Карлос Гардель. Голос певца, казалось, доходил до самого сердца Аниты.
Путешествовать становилось все рискованнее, причем не только по земле, но и по морю. Когда они возвращались в Европу, война стала мировой. В Лондоне король обратился с призывом к принцам Индии увеличить их вклад в военное противостояние. Наступление союзников в Эльзасе и Лотарингии провалилось. Французские войска отступили к Сене. Нехватка продуктов в больших городах привела к введению строгого нормирования. Положение стало тяжелым как никогда.
Махараджа немедленно отреагировал, пообещав набрать в армию на четыре тысячи солдат больше, чтобы отправить их на французский фронт и тем самым укрепить его на линии протяженностью в семьсот пятьдесят километров. Махараджа Ганга Сингх из Биканера воспользовался представившейся возможностью, чтобы потребовать большую автономию для индийских государств, и предложил перейти к самоуправлению. Ответ англичан, несмотря на сомнения, оказался положительным. Требования принца были приняты, и их пообещали претворить в жизнь. Осталось лишь решить, как махараджам прийти к соглашению и начать это самоуправление, чего они, к сожалению, так и не сделали.
Забрав Аджита, который, по мнению Аниты, превратился в «настоящего английского джентльмена», супруги отправились во Францию, намереваясь сесть в Марселе на корабль «Персия», идущий в Бомбей. Но сначала они посетили Париж. Город огней превратился в город тьмы. Теперь даже богатые не развлекались. Все было закрыто, в том числе и кабаре Бенигно Масиаса. В связи с тем, что немцы стояли менее чем в ста километрах, город, изнуренный голодом и нуждой, сражался, пребывая в страхе и нищете. Анита, охваченная паникой, отправилась к Виктории. Казалось, что дом, в котором жила семья сестры, был заброшен. Когда Анита толкнула дверь, та громко заскрипела, а внутри послышалось хлопанье крыльев — похоже, птицы нашли здесь убежище, приютившись под лестницей. Как только она стала подниматься по ступенькам, ее остановил чей-то голос:
— Куда вы идете?
— Я сестра госпожи Вайненс…
— Госпожи Вайненс нет, — сурово произнесла сгорбленная пожилая женщина с седыми растрепанными волосами. — Я мадам Дье, консьержка… В здании никого нет, перед наступлением бошей[53] все семьи уехали в деревню. Один аргентинский джентльмен приехал за вашей сестрой и детьми и забрал их…
— Вы знаете, куда они направились? — спросила Анита.
— Под Орлеан, но госпожа Вайненс не уточняла, куда именно. Я думаю, что они и сами толком не знали.
— Спасибо, — сказала Анита, повернувшись к двери и не обращая внимания на консьержку, продолжавшую бормотать: