— А как же мой облик?
— С Вами будет все в порядке. Я ручаюсь.
— Ха-ха!
— И напрасно. Я работаю в посольстве, так что Вам нечего бояться.
Сказать было нечего, и тогда, для продолжения разговора, я спросила:
— Если не секрет, что у Вас за дело в деревне?
— Не секрет. Вы мне понравились, вот я и приехал посмотреть, действительно ли это так.
— ...
Нет слов.
Шли мы долго. Только редкие керосиновые лампы на лотках пробивались через непроглядный мрак ночи. Леонид много и легко рассказывал об Индии и туризме. Что кривить душой — он приятный, интересный рассказчик. Из меня же в тот вечер не вышло даже средненького собеседника, лишь внимательный и благодарный слушатель. Когда вернулись к отелю, было минут пятнадцать двенадцатого. Договорились встретиться через 20 минут в ресторане. Савина поджидала меня. Трезвая, недовольная и, конечно, требовала отчета. Соврала что-то незамысловатое: чем проще, тем лучше. И легче поверить.
— А сейчас пойду играть в теннис. Ты пойдешь?
— Что я с дров упала?
— Ну, как хочешь... Когда приду, не знаю.
— Ну-ну, — буркнула она.
Перед выходом решила зайти к Нинке — пожелать спокойной ночи, мол и я иду спать. Шельма я, а что делать. Правду может быть, и поймут, но не примут.
Вернулась только под утро.
Немного поспала, проснулась, а небо серое, кажется, вот-вот пойдет дождь. И, если не видеть зелени и беседки, покрытой листьями пальм, кажется, что я дома, в Ленинграде. Сегодня экскурсия "По рекам и каналам Аллеппи".
Когда нечего показывать, показывают то, что есть. Скоренько позавтракали, и на стоянку катеров. Дождя нет, и небо, кажется, очистилось. Эх, сейчас бы к морю! Но... катер подан — ну просто "чудо техники", то ли 20-го, а может 19-го века. Ветхая ржавая машина с дребезжащим и брызгающим маслом и паром двигателем — удивляюсь, что осталась жива. Себастьян — наш гид, оскалив огромные белые клыки, что-то утомительно рассказывал переводчице. Она, полуприкрыв глаза, качая головой как китайский болванчик, нам. Никто не слушает. Ее выдержке поражена вся группа. Пошел дождь.
В этой экскурсии было все, что "пожелает" советский турист: кокосы на острове, где разводят рыбу, рисовые поля в изобилии, дождь и грязь тропического леса. Плантации какао сменялись кокосовыми. На деревьях висели судки с обедом, а людей не видно, правда, было чувство, что за тобой наблюдают...
Высадились на берег. Я шла первой по жидкой грязи — уже было наплевать на белые носочки и отглаженные брюки. Что-то рядом прошуршало... Змея! С детства боюсь и ненавижу их. Ну вот... и в Индии, наконец-то я увидела, да не ручную тварь, а самую настоящую. Хотя мне поверили далеко не все.
Рубашки сырые, ноги грязные — группа материлась сквозь зубы. Правда, были и удачи. Вдруг выяснилось, что под ногами валяются "ничейные" кокосы. Быстро наполнялись сумки, и не только кокосами, народ прихватывал и какао. Что за беда, что неспелые! Ведь не есть же, дома никаких не видели, пусть хоть посмотрят.
Себастьян развлекал нас речной прогулкой до обеда.
Не знала я, что обед этот мог стать последним обедом в моей жизни. А все ведь начиналось как всегда. С той лишь разницей, что Савина устала от рек и каналов Аллеппи и решила остаться дома. Может, она бы меня удержала?
Мы ехали на пляж. Настроение хорошее, солнце не жаркое... Подъезжая увидели неспокойное море — штормит. Сильная половина тут же показала свое благоразумие и отказалась купаться. Тетки же, раздевшись, весело пошлёпали по набегавшей пенке. Толпы зевак, как всегда улыбались, глядя на нас. Я смотрела на большую волну, на ухмыляющихся индусов... И что-то сдвинулось во мне, щелкнуло и заклинило: "Буду!". И пошла. Подбадривая, двинулся рядом и Виктор. Толпа замерла. Бесшабашной весёлостью я отвлекала себя от невесёлых мыслей. Вид огромных волн пугал! Свело сначала одну ступню, потом другую. Как будто организм предупреждал меня: "Не ходи!". Почему я думала, что со мной ничего не случится? Откуда взялась такая уверенность? Кроме туповатого — "потому, что со мной ничего случиться не должно", ответа не было. Боком, боком, всё дальше продвигалась я. И песок уходил из под ног с такой силой, как, если бы выдергивали из под ног ковровую дорожку. И кроме мысли: "Скорее бы зайти глубже", — не было ни одной. Когда вода дошла до пояса, и я увидела действительные размеры волн — пришлось подныривать. Раз, другой... А на третий не удалось вынырнуть вовремя — меня накрыла следующая. Удушье подтолкнуло вверх, и я, захлёбываясь пеной, все же глотнула воздуха. До сих пор перед глазами та волна, что стояла отвесно и копила силы для удара — огромная, совсем черная у основания от поднятого со дна песка, и белая, пенная на гребешке. От мысли, что обрушится на меня, остановилось сердце и впервые пронеслось в сознании: "Я утону". Одиночество, обреченность — все это где-то присутствовало, но не осознанно. Думать, рассуждать, проклинать и корить себя я не могла. "Спасите!", скорее всего не было криком, было шёпотом среди грохота волн, и, конечно, услышано быть не могло. Я не боролась, лишь пыталась, по возможности, смягчить удары, закрывала голову, а волна с чудовищной силой катала меня по дну, выбрасывала меня на поверхность, ломала и била как в наказание за самоуверенность.
Не знаю сколько это продолжалось... Не помню, как выбралась на берег, не понимаю как осталась жива. Остановившимися глазами я смотрела в даль, пытаясь прийти в себя.
— Вы бы сходили в душ, — посоветовала переводчица.
Группа разбрелась, и я, стараясь не замечать осуждающие взгляды, пошла в душ, села на пол и долго рыдала под струями воды. Все время точила мысль: "Вот так люди и тонут, вот так люди и умирают",- как будто это что-то меняет.
После душа, встретившись с Виктором, мы посидели, помолчали, все еще находясь "там". Он испуган не меньше меня. И если бы раньше во мне поднялась бы гордость: "Я смогла",- то в этот раз кроме ненависти к себе и страха, ничего не было.
Увы, не помню почему, но в тот день, уходя с пляжа, не надела тапки. Должно быть, эта деталь несказанно радовала старшего, подтверждая народную мудрость "не зная брода — не лезь в воду". Я чувствовала себя отверженной. По пути в отель одна неуемная девчушка восторженно завизжала, призывая народ посетить индуистский храм. Перебирая босыми ногами, засеменила и я. Народ, который ничему не удивлялся, не удивился и в этот раз. Подумаешь храм, подумаешь лестница. Ну и что, что большая, бывает и больше! Бывает-то бывает...
Не всем удалось подняться и все же увидеть храм, ради которого карабкались, некоторые так и остались у подножья, часть очень слабых сломалась на середине, якобы заинтересовавшись лавкой с безделушками, часть пройдошистых поднялась на два пролёта, и очень заинтересованная отсутствием слонов и обилием лавок, любезно пропустила нас вперёд. На вершину в храм добрались немногие. Что двигало ими? Что вообще двигало нами, что тянуло в эту Индию? Одни открыто проклинали день получения путёвки, Савина, Нинка и Валька были довольны, правда, не вполне. Я — не поняла.
Не хотелось уезжать из Аллеппи, здесь было спокойно и не хлопотно. Но, положенные 6 дней отдыха истекли, и впереди нас ждал Бомбей. Улыбающийся репортер запечатлен нас всех в холле и всё — прощай Аллеппи.
С нами уезжали двое американцев в шортах. Они приехали посмотреть Индию "дикарями" и были абсолютно свободны в выборе пути. На их искреннее удивление ("Вы — русские!") народ разливался сладким сиропом, и все сидели счастливо замирая в душе от того, что мы такие из себя, что нас можно с кем-то спутать.
А я всё смотрела в окно, вдыхая напоследок запах моря и рыбы. Солнце щадило, и проклинать дорогу до Кочина не пришлось.
Глава 7
В Кочине рейс наш объявили сразу. Полтора часа, и мы в уютном аэропорте Бомбея. Удивили пепельницы, наполненные стеклянным песком.
Бомбей! Бомбей — это город контрастов, сразу вспоминаешь это, стоит переступить порог аэропорта. Не успели мы выкурить по сигарете, как подбежавший представитель фирмы через переводчика извинился перед нами и объявил, что маршрут меняется, и мы на день раньше вылетаем в Союз. Честно говоря, я расстроилась. Ведь это значит, что за один день мы должны посмотреть то, что намечено на два. Опять же "ченж", что с ним делать? Везти домой? Настроя не было, без торговли отдала за сувениры. Остатки бумажных рупий решила поменять на железные — на память, скорее всего я уже всё это никогда не увижу.