Доктор Клокс говорил мне, что действия, которые мне приходилось выполнять в городе, не являлись заданием. Однако я почему-то воспринимал все это именно как очередной экзамен, который мне необходимо было сдать. Я понимал, что социальная адаптация в мегаполисе со всеми вытекающими из этого нюансами - всего лишь продолжение курса реабилитации. И почему-то воспринимал это не как какие-то отдельные моменты в своей жизни - а именно как часть своей работы. Собственно говоря, психическая нестабильность, неврозы крайней степени и исковерканное сознание - все это как раз таки было следствием моей работы, являясь ее продолжением.
Постепенно я начал привыкать к городу. Однако мне понадобилось еще очень много времени, прежде чем я смог хоть на долю процента почувствовать себя частью нормального здорового общества. До этого момента было еще далеко, но я помню, когда официально закончилась моя реабилитация. Дальше - смешно, как мне казалось, звучало - начинался постреабилитационный период. Со мной уже никто не возился, как раньше, но я обязательно посещал психолога и проходил постоянные осмотры.
Как и обещал, доктор Клокс усложнил задание.
- Волнуешься? - спросил он меня, сидя со мной в машине. - Не волнуйся. Это же не страшно. Все волнуются. Это нормально.
- Да ладно, док. Все в порядке. Это всего лишь формальность, - ответил я.
- Да, - улыбнулся доктор Клокс, радостно качнув головой. - Да, правильно. Это всего лишь формальность. Я же говорю - ты уже вполне готов вернуться к обычной жизни в мегаполисе. Ты уже готов жить в большом обществе. Ты прав - с тобой все в порядке. Ты нормальный человек. И это всего лишь формальность.
Я улыбнулся и тоже кивнул головой.
Мое сегодняшнее... задание... заключалось в том, что я должен был подойти к незнакомой девушке и пригласить ее на свидание. Согласится она или откажет - это было не важно. Суть была в том, что я учился жить в обществе и выполнять самые обычные социальные действия - общаться с людьми, ходить по магазинам, контактировать с продавцами, устраиваться на работу, знакомиться и дружить.
Мы припарковались недалеко от какого-то газетного киоска - в нескольких метрах.
Доктор Клокс ничего не сказал. Только улыбнулся. Даже не кивнул головой в сторону двери. Я молча вышел из машины и встал посреди улицы.
Я постоял немного, наслаждаясь легким ветерком. Потом заметил, что к газетному киоску подошла какая-то девушка. Я медленно направился к ней. Осторожно подошел сбоку, как бы рассматривая журналы, и затем спросил:
- Не знаете, сколько сейчас время?
Девушка посмотрела на свои часы на левом запястье и ответила:
- Половина третьего.
Я помялся рядом еще немного, но, стараясь не напрягать ее взглядом, и потом снова спросил:
- Хочу узнать последние новости за три дня - не подскажете, что мне выбрать? - ненавязчиво, но отчетливо проговаривая каждое слово, чтобы меня было понятно. - Какая здесь самая приличная газета? - добавил я, поймав немного удивленный взгляд девушки.
- Вас интересуют деловые новости или политика? - спросила она мягко, но без улыбки.
- Наверное, вообще... всё, - ответил я. - Я совсем не знаю, что сейчас происходит в мире.
Девушка выдержала небольшую паузу. Затем посоветовала мне две-три газеты, дав при этом не слишком развернутый ответ, но и не слишком краткий.
Когда она закончила, я улыбнулся и через пару секунд снова спросил:
- А не согласитесь со мной пообедать?
Не важно, что было дальше. И не важно, что происходило в следующие два года. Но важно то, что я так и не смог приспособиться к жизни в мегаполисе в нормальном здоровом обществе. Не помню, когда именно что-то пошло не так. Но помню, что в какой-то момент времени осознание абсолютной невозможности к адаптации, к которой я так стремился, в один миг, окончательно и бесповоротно, вывело меня из состояния ожидания, залпом выпив все мои силы, словно проделав во мне огромную дыру. Я оказался вне мира, и, как бы ни стремился туда попасть, но я все равно был где-то за его рамками, за его пределами, и не мог найти в себе сил вернуться к стандартному образу жизни среднестатистического горожанина.
По ряду причин я решил возобновить работу в лаборатории и снова совершить восхождение. По большому счету, это единственное, что я умел делать в жизни, что у меня действительно хорошо получалось.
- Одевайте меня, - произнес я, растопырив руки и подняв подбородок.
На меня надели специальный прорезиненный костюм. Вставили и подсоединили катетеры для систем жизнеобеспечения. Проверили входы-выходы для систем коммутации. И я медленно направился к вертикальной лестнице, ведущей на ретранслятор.
Уже никто толком не мог объяснить, почему лестница была сделана именно такой - вертикальной, состоящей из металлических прутьев, по которой нужно было карабкаться вверх. Кто-то говорил, что это просто своеобразная проверка на профпригодность - ведь если индьюзер не в состоянии забраться на эту лестницу, значит, он не готов ко входу в информационное поле и не может приступить к выполнению работы. Но разовый акт по совершению работы - именно потому и стали называть восхождением - потому что нужно было взбираться по этой долбанной лестнице.
Я схватился руками за прутья и закинул одну ногу. И воспоминания, словно мощной волной, моментально захлестнули мой разум, ворвавшись в сознание и заявив вновь о своем неоспоримом существовании. В один миг я заново пережил все то, что происходило здесь со мной несколько лет назад. Я вспомнил головокружение, боль, невыносимую слабость, помутнение в глазах, дезориентацию в пространстве, тошноту и... запах... этот противный, мерзкий, сладковатый запах, источник которого я так до сих пор и не смог определить.
- Мистер Дириус, - услышал я позади себя словно в каком-то бреду. Я медленно повернулся, полагая, что мне просто показалось. Но среди кучи научных сотрудников и лаборантов я разглядел женщину - она была одной из ассистенток доктора Клокса. Я только сейчас осознал, что это был нежный женский голос.
- Мистер Дириус, мы с Вами, - произнесла она ободряюще, хотя это и запрещалось.
Я ухмыльнулся и начал взбираться на платформу.
Поднявшись наверх, я встал перед красной линией. Там за красной линией начиналось сильное концентрированное магнитное поле, или, как его еще называли, информационное поле. Вся металлическая конструкция платформы являлась своего рода огромной антенной, принимающей сигналы в виде электромагнитных импульсов. Среди них были и чьи-то мысли, чьи-то переживания, волнения, страхи, крики о помощи. Естественно, что эти сигналы были закодированы в спектре электромагнитных волн. Но когда на платформе включались микрофоны, колонки, мониторы, дисплеи - системы ввода-вывода информации - тогда начиналась какофония из множества, множества сигналов со всей вселенной. Информация, информация, информация - огромное количество информации, в том числе и мысли людей.
Неподготовленный человек, заступив за красную линию и войдя в это информационное поле, мог через пятнадцать минут сойти с ума.
Поэтому существовали специальные люди, такие, как я - которые выполняли эту работу. Нас называли индьюзерами.
Я вошел в поле и тут же сотни голосов ударили по ушам и ворвались в мой разум.
Я спокойно прошел к креслу, сел в него и начал цеплять себя к системам коммутации. Нужно было подключить все провода, все штекеры, воткнуть иглы в катетеры - для жизнеобеспечения организма, подсоединиться к системам очищения. Обычно индьюзер проводил в кресле по несколько недель, месяцев, а в некоторых случаях и несколько лет.