— За углом есть заведение, где можно согреться, cэp, — ответил я, подделываясь под бродягу. — Прикажете проводить, сэр?
Фредди криво усмехнулся. При этом усы его стали дыбом, как зубные щеточки.
— В общем, не валяй дурака, Аллэн, — сказал он, — я узнал тебя. Я вижу — ты на мели. В чем дело? Почему ты не работаешь?
— Почему? — воскликнул я — Я сам хочу спросить «почему»? И если хочешь, я соберу здесь в парке еще тысячу человек, и все мы, выстроившись, спросим хором «Почему мы не работаем?» Может быть, ты возьмешься ответить?
Фредди пожал плечами.
— Что отвечать? Ты сам знаешь — у нас кризис, — сказал он — Виновата Москва и разные смутьяны, которых она подкупает. Из-за них мы не можем торговать с Азией, из-за них и ты сидишь без работы.
— Эти проповеди я слыхал, — ответил я сердито, — и никогда не мог понять, причем здесь русские Пусть они ходят на голове у себя дома, мне до них дела нет. Я не торгую с Азией — с Азией торгует Уолл-Стрит. А я строю дома. Могу я строить дома в своем родном городе?
— Ну, знаешь, ты просто красный, — фыркнул Фредди.
— Фредди, я все время толкую тебе, что я не красный, не черный, не желтый и не голубенький с цветочками. Я безработный. И вообще мне скучно с тобой разговаривать. В парке много свободных скамеек.
Фредди задумчиво чертил тросточкой какие-то вензеля.
— А на Пальмовые острова поедешь? — спросил он неожиданно.
— Я могу поехать на Луну, если там нужны железобетонщики.
Фредди улыбнулся.
— На Луну не нужно. Я предлагаю на Пальмовые острова. Контракт на пять лет. Мне как посреднику тридцать процентов. Пароход отходит через две недели.
Глава 3
Я много раз задавал себе вопрос: что было бы, не повстречай я Фредди? Трудно сказать. Человек предприимчивый на моем месте, наверное, кончил бы тюрьмой, а мирный и робкий умер с голоду под решеткой. Так или иначе, я вытянул счастливый номер. И я был действительно счастлив тогда.
Я с большим удовольствием вспоминаю первые радостные дни, когда я стал «человеком дела», Фредди был настолько благороден, что ссудил меня в счет жалованья, и первым долгом я отправился в ближайший ресторанчик. Кутить, так кутить. Я заказал себе бифштекс, яблочный пирог и кофе. Все это было необычайно вкусно, особенно бифштекс с мелкими сухарями, жареной картошкой и луком. Мне даже жалко было, что он кончился так быстро. Но разве я не богач теперь? Разве я не могу взять еще что-нибудь?
И, допив кофе, я подозвал официанта и заказал ему все сначала: бифштекс, яблочный пирог и кофе. У меня не хватило фантазии для нового меню.
Затем, немножко опьянев от еды, наслаждаясь приятной теплотой во всем теле, чувствуя себя на редкость сильным, добрым и щедрым, я дал официанту четверть доллара на чай (пять ночевок в самой дешевой ночлежке, где койки подвешены на веревках, а в 6 часов утра веревку отвязывают, чтобы сразу поставить тебя на ноги). А затем отправился покупать себе серый костюм, хотя, как я узнал позже, за это время серое вышло из моды. Новый костюм, словно ключ, открыл передо мной все двери комнат, сдающихся в наем. И через полчаса я нежился в ванне, упиваясь теплотой и чистотой. Если вы когда-нибудь возвращались домой из экспедиции, проделав миль 500 верхом, или из похода, или из окопов, насквозь пропитанные пылью и потом, тогда вы понимаете как приятно сесть в ванну, напустить такой горячей воды, чтобы дышать было трудно, и с ожесточением скрести себя губкой, сдирая кожу вместе с грязью.
Потом я доставил себе удовольствия нравственные. Я навестил семейство дяди Хонни и даже преподнес тете Берте коробку конфет. Дядя уже не рисковал давать мне советы. Гарри, сверкая вставными зубами (настоящие ему выбили за это время), тяжко вздохнув, сказал: «Пальмовые острова это то, что надо. Доллары растут там, как на дрожжах».
А тетя Берта отвела меня в угол и, с опаской оглядываясь на Лина, шепнула: «Аллан, ты бы устроил Гарри на хорошую работу Бар неподходящее место для мальчика. Мне кажется, от него иногда пахнет вином. Ты бы урезонил его, как старший. (Бедняжка! Она до сих пор не знала, что сын ее профессиональный гангстер.)» Затем я доставил себе удовольствие сделать доброе дело. Я устроил на работу Джо — неистового борца за справедливость — и даже не взял за это 30 процентов. Правда, должность была не из лучших, но выбора не было, у Джо в матросской книжке стояла черная печать. Он заработал ее в свое время, добиваясь справедливости у старшего штурмана. Поэтому нельзя было определить его в матросы, а только помощником повара на пароход «Уиллела» — топить плиту и мыть посуду. Но и такой работой Джо был доволен, не меньше, чем я своей. «Во всяком случае, — сказал он, — наводить чистоту благороднее, чем пачкать».