Неожиданно его ладонь наткнулась на небольшой размерами чуть больше самой ладони шероховатый предмет. Странным образом предмет попытался выскользнуть из начавших сжиматься пальцев, но не тут-то было — не было еще случая, чтобы от нашего героя ушел хотя бы самый ловкий и скользкий налим, коих юноша имел привычку добывать из реки голыми руками. Ощутив в руке трепещущую шероховатость добычи, Гвен окончательно пришел в чувства. Широко распахнув веки, он поднес ладонь к глазам и увидел там своего заклятого недруга ненавистного Мандрагора.
Никто не знает, когда, а главное, зачем старому Моргелану понадобилось вдохнуть душу и оживить высушенный корешок мандрагоры лекарственной, здорово напоминавший по внешнему виду маленького уродливого человечка с избыточным количеством рук или осьминога, решившего встать на две конечности, к тому же прилепить ему некое подобие лица со всеми атрибутами, свойственными человеческой физиономии. Может быть, у колдуна время от времени возникала потребность с кем-нибудь пообщаться, и странное существо вполне подходило для этой цели. По какой-то ведомой одному ему причине с первых минут знакомства с Гвенлином Мандрагор возненавидел парнишку лютой ненавистью. Вполне вероятно, он боялся, что Гвен выбьется со временем в фавориты и оттеснит его от обожаемой персоны хозяина, а может быть, ему попросту не пришелся по душе новый сосед. Так или иначе, дать четкую формулировку причин, объясняющих свою патологическую нелюбовь к Гвену, теперь не смог бы и сам Мандрагор. Именно поэтому он частенько устраивал наивному парню подлые подставы, за что тот едва ли не ежеминутно огребал по полной от своего уважаемого наставника и прослыл в его глазах безнадежным лентяем и бездельником.
Продолжая сжимать в правой руке пленного врага, юноша сполз на карачках с распростертого тела своего умершего учителя, затем неловко выпрямился, с трудом сохраняя равновесие. В голове невыносимо шумело, будто сегодняшним вечером он не принимал посильное участие в магических опытах наставника, а вместе со своими чумазовскими дружками дегустировал крепкий сидр из яблок урожая прошлого года. Вспомнив усопшего, Гвен с неловко опустил свой зад на ближайшую скамью, потупил взор, да так и замер молча, будто крепко призадумался. На самом деле, в его голове было пусто, как в деревянной бочке после того, как из нее безжалостно выплеснули в компостную кучу вместе с покрытым пятнами плесени вонючим рассолом последний десяток прокисших огурцов.
Неизвестно сколько еще молодой человек собирался находиться в глубочайшем ступоре, оплакивая своего мертвого учителя и себя любимого заодно. Однако пленному Мандрагору вскоре надоело пребывать в состоянии подвешенной неопределенности и полной зависимости от воли существа, которому он в свое время, выражаясь фигурально, изрядно попил кровушки. Беспокойный корень задвигал конечностями и громко запищал:
— Ну что, изверг, угробил своего благодетеля! Теперь тебе не сносить головы.
Противный голос ненавистного существа оказался эффективнее ушата ледяной воды. Гвенлин встряхнул головой, отгоняя прочь тоскливые мысли о своем незавидном будущем. Он поднес высушенный корешок поближе к лицу, чтобы хорошенько разглядеть в неверном свете масляной лампы его сморщенную мордашку и, постаравшись придать своей физиономии по возможности самое свирепое выражение, громко рявкнул:
— Заткни пасть, гомункул вяленый! Даже не мечтай — лютой смертушкой моей любоваться тебе не придется. Порублю топором на кусочки. Нет, лучше свяжу, чтобы не дрыгался и в горшок с землей, а горшочек поставлю в самый дальний угол пещеры, где потемнее, да повлажнее. Прорастешь, а света и нет. Чем будешь фото-синте-зи-ро-вать? — Последнее слово парнишка произнес по слогам, поскольку лишь недавно почерпнул из лексикона учителя замысловатый научный термин «фотосинтез» и пока еще не научился бегло манипулировать столь мудреным словечком. — Недельку помучаешься, а после и сам окочуришься безо всякой посторонней помощи.
Наконец доморощенный садист замолчал и стал любоваться эффектом, произведенным своей неистовой фантазией на впечатлительную натуру Мандрагора. О, с каким бы удовольствием он продолжал наслаждаться испуганной физиономией своего недоброжелателя и мучителя, если бы рядышком не валялся мертвый наставник, чей бездыханный труп не позволял ощутить всей полноты радости от одержанной победы.
— Гвенлин, надеюсь, то, что ты сейчас сказал — всего лишь шутка? — жалобным голосом поинтересовался "вяленый гомункул".
— А сам-то ты как думаешь?
Поскольку вопрос Гвена одновременно являлся и ответом на самое себя, карикатурная мордочка одушевленной деревяшки забавно сморщилась, будто Мандрагор дерябнул изрядное количество лимонного сока. Его глянцевые глазки-бусинки часто-часто заморгали. Нетрудно было догадаться, что магическое существо, зажатое между пальцев юноши, в настоящий момент пребывает в состоянии неописуемого ужаса.
— Ты… ты н…не им…меешь п…права подн…мать р…руку на разу…умное сущ…ство! — Заикаясь от страха, что есть мочи, заверещал пленник.
Гвен в свою очередь кисло скривил рот, что, по всей видимости, должно было означать усмешку.
— Это где же такое написано, что ты разумное существо? Может быть, на твоем корявом лбу? Да таких разумных каждый день по печам рассовывают, знаешь сколько? К тому же сегодня я уже поднял руку на одно по-настоящему разумное существо, за второго голову мне обратно не прирастят и снова не отрубят. Выходит торчать тебе в горшке с землицей в самом дальнем и темном закутке пещеры. Будет у меня хотя бы слабое утешение, что врагу моему еще долго мучиться после того, как мое обезглавленное тело предадут земле.
— Погодь, не торопись, Гвен! — Мандрагору наконец-таки удалось обуздать эмоции, и он перестал заикаться. — Подумай, о своей душе. Каково тебе будет на том свете отбывать наказание не только за своего учителя, но и за безвинно убиенного корня? Ты лучше меня отпусти с миром и сдайся в руки полиции. Скажешь, мол, не специально учителя грохнул, тебя, глядишь, и помилуют…