Молодой человек затараторил еще быстрее, но я его уже не очень хорошо слышал, потому что смотрел.
Изображение медленно смещалось влево. Мы увидели основание вышки, под которым стояло множество людей, занимавшихся разными непонятными делами. Некоторые играли на чудных блестящих дудках, другие читали, но не книги, третьи ели непонятную еду, потом камера поползла по вышке, медленно, затем быстрее и еще быстрее, за несколько незаметных мгновений она взлетела на чудовищную высоту. Никаких облаков не было, я вот только сейчас увидел, какая это высь. Чудовищная, неимоверная, нечеловеческая. Камера взлетела к этой самой рампе, вдруг рядом с нами оказались несколько улыбающихся людей в синих шлемах и с плоскими ранцами за спиной.
Они улыбались, помахивали руками и ничуть не смущались высоты, раскрывшейся под ногами. Камера то и дело заглядывала в эту высоту, у меня снова кружилась голова, потому что я реально чувствовал бездну.
Настоящую.
А потом эти люди разом засмеялись и дружно прыгнули вниз, камера прыгнула за ними, Егор ойкнул. Еще через несколько мгновений вокруг раскрылись сияющие парашюты, они выскочили из этих плоских рюкзаков и заполнили воздух прозрачной радугой.
Некоторое время мы сидели молча, раздавленные. Именно что так. Словно сверху на меня обрушилась стена, впечатала меня в грязь, я уже не смог из этой грязи подняться. Тяжело. Заглянуть в глаза вечности и остаться стоять на ногах. Трудно. Ощутил себя… Даже не крысой, насекомым, живущим под доской, там, где проходит дорога. Услышал вонь, скопившуюся на мне, ненужную в нормальной жизни толщину сухожилий, кровь, безнадежно испорченную, неотвратимость смерти, которую я нес с тех пор, как достиг роста колеса.
Егор плакал.
Глава 13
Двадцать восьмая
Это была двадцать восьмая кассета. Она не была подписана, на этикетке сбоку имелся рыжий отпечаток пальца. Егор забыл перемотать эту кассету и включил ее с середины. Чернота.
– Ничего нет, – сказал он. – Может, это не тот архив? Или не та полка?
– Та. Больше нет. А на этой две тысячи семьдесят третий год.
– Две тысячи семьдесят третий… – протянул Егор. – Интересно, какой сейчас?..
– Прошло три поколения, значит…
– А может, меньше, – возразил Егор.
– Не. Слишком быстро все позабылось. Вот Гомер, он не помнил, что мир был другим. И Япет, а Япет совсем старый…
– А если у всех у них память стерло? Вот как у компьютеров – они ведь сгорели все от какого-то импульса. А если людям тоже память стерло? Тогда, может, все не так уж давно случилось…
Нет.
– Мы совсем не разбираемся во времени, – сказал Егор. – Мы даже не знаем, какое оно.
– Ты же повелитель будильников.
– Будильники – это совсем другое… Кажется, пустая. Кассета-то.
Егор постучал по монитору.
И тут же на экране возникло лицо. Крупным планом.
Девушка. Хотя сначала я не очень понял, что это человек, мне показалось, что кукла. Лицо было совершенно неестественным образом перекошено, правая часть сползала вниз, рот кривился в уродливой улыбке. Съемка велась откуда-то сверху и почти в упор. Снимали, кажется, в темноте. Некоторое время на нас смотрели расширенные глаза, затем они мигнули, появилась рука, она зажала рот.
На лице зашевелилась жизнь, девушка задрожала и зажала рот второй рукой. Девушка зарыдала. Это происходило без звука, от чего о состоянии девушки можно судить было только по глазам.
В них пылал ужас. Я понял это сразу, я прекрасно разбираюсь во всех его оттенках. Через несколько минут девушка справилась с истерикой и прошептала:
– Они здесь… Они здесь…
Она оглянулась.
Оказалось, что она сидит в шкафу – сбоку в кадр влезли цветочные халаты и рыжая шуба.
– Они ворвались… – девушка вздрогнула. – Они… Они везде… Они убили Майкла…
Девушка вытерла пот со лба, прикусила губы и добавила:
– Они… Они, кажется, его съели…
– Давай посмотрим сначала, – предложил Егор.
Я согласился. Нажал на кнопку перемотки. Кассета зашелестела пленкой.
Мы просмотрели двадцать восемь кассет и посадили две батареи. Можно было смотреть и в темноте, но мне хотелось света. Егор нашел проволоку, прицепил ее к лампочкам, зажег свет. Неяркий, но пойдет, нечего палить карбид, где его потом раздобудешь?
На кассетах были разные истории из жизни. Простые, такие случались, наверное, каждый день. Вот пробило трубу, вода затопила целую улицу, машины пробирались по ней, как корабли через лед. Вот люди, нарядные, сидят за столами, едят рыбу, пьют из высоких стаканов оранжевый сок. Минут пять сидят, едят, пьют. И ничего не происходит. Ничего. А потом коровы. Много коров, бело-коричневых, одинаковых. Коровы располагались в стойлах и с любопытством смотрели на нас, а по трубопроводам бежало молоко, настоящее, а не искусственное, из разбавленного водой порошка.