Скелет сделал паузу для затяжки.
— Человечество давно стало на тропу самоистребления, более того, оно с азартом по этой тропе продвигалось. Но не это интересно, интересен вывод анонимного автора «Часослова». Он отмечает, что катастрофические события, ранее равномерно распределенные по столетиям, к концу двадцатого века резко участились, время точно сжалось. Более того, они вышли на новый качественный уровень — и начали случаться там, где они не могли случиться в принципе. Причем было замечено, что чаще всего несчастья происходили в тех местах, где люди жили в больших скоплениях. В крупных городах, как правило…
— А какой сейчас год? — перебила Алиса. — Всегда хотела узнать, с раннего детства. Мечтала.
Скелет ответил сразу.
— В старинном летоисчислении больше, увы, не содержится никакого позитивного смысла, но если вас интересует, две тысячи двести восьмой. Плюс-минус пятилетие.
Две тысячи двести восьмой. И мне сразу стало как-то легче. Я почувствовал себя на месте, укоренился, что ли. До этого я болтался в непонятном пространстве с искаженным временем — и вот разом оказался в истории. Пусть плюс-минус пятилетие, это все равно. На месте.
Отныне. Навсегда.
— Автор «Часослова Заката» полагает, что Установка — это не причина катастрофы, это попытка ее остановить. Причем удачная.
Теперь переглянулись уж все мы. Алиса глазом дернулась — вроде как не слушать надо Скелета, не совсем он нормальный.
— Этот человек изучал старые документы, — рассказывал Скелет. — В том числе и секретные, в последние дни открыли доступ к архивам, все драпали. Так вот, чудовища появлялись задолго до Эксперимента. Нападали на людей, убивали, причем иногда это происходило в массовом порядке. За четыре года до запуска Установки на юго-западе города было вырезано два дома — и это далеко не единичный случай. Для борьбы с проявлениями иноактивности создавалось даже специальное подразделение. В определенный момент стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля, нападения учащаются и распространяются вширь, и контролю уже не поддаются. И чтобы взять очаг вторжения в энергетическое кольцо, создали Установку.
Прогорела и вторая сигарета, Скелет тут же принялся вертеть третью. Интересно, как ему здоровья на эти сигареты хватает — они же такие едучие, я помню, я пробовал. Наверное, это подземная закалка — у всех шахтеров крепкие легкие, их сигаретами не пробить.
— И что же было дальше? — поинтересовалась Алиса.
— Вместо того, чтобы заделать дыру, они ее расширили, — сказал Егор.
Скелет кивнул.
— Не совсем так. Установка должна была полностью изолировать возникшие пространственные бреши, но все пошло не совсем так, как рассчитывали.
Все-таки красиво говорит, изолировать, красивое слово…
— А потом было поздно, никакими средствами заткнуть образовавшиеся бреши не получалось. Пытались залить внешнее дорожное кольцо модифицированным дефолиантом, не очень эффективно…
— Ты же сказал, что попытка остановить катастрофу удалась? — перебил уже Егор, вредные черты характера заразны.
— А вы когда-нибудь видели самолеты? — спросил Скелет.
Алиса поглядела на меня.
— Самолет, машина, по небу перемещается. Обычно в виде скошенного крестика. Кто-нибудь видел?
— Ну, я, — вспомнил я. — Если это мне не показалось, я тогда не в очень устойчивом сознании…
— Ты был в сознании, — успокоил меня Скелет. — Я сам видел самолет, причем несколько раз. Они любят летать над городом, возможно, наблюдают. Так что Установка сделала свое дело — брешь не расширилась до пределов всего земного шара. И где-то сохранилась жизнь в ее старинном понимании.
Кстати, некоторые считают, что именно поэтому птичья лапа в кольце так часто встречается в нашем мире. У вас она тоже есть. Насколько я помню, раньше существовал культ пацифика. Люди поклонялись птичьей лапе, считая, что она сохраняет мир от распадания…
Алиса хлопнула в ладоши.
— Вот Дэв, — она ткнула в меня. — Он из Рыбинска. Это тысячу километров на север…
— Это гораздо ближе, — поправил я. — Совсем не тысячу километров…
— Так вот, там никакой жизни нет, — продолжила Алиса. — Все то же самое, что и здесь, только гораздо хуже. Там люди на ночь в могилы закапываются! Ничего этот кругляк не сохраняет!
Алиса достала из-под воротника кругляк.
— Ничего он не сохраняет! Эта лапа всегда в говно вляпывается! Это просто карта.