— Да, они решили выйти с Моссом пораньше, чтобы к заходу солнца сделать большую часть. У коротышки вечером именины, вот и сегодня хотят пораньше закончить. — Ида отвернулась от Луйса и вернула самообладание, стерев с лица последние капли недосказанности и гнева, смешанного с чувством беспокойства — почему ее так встревожило — и улыбнулась Ишасу как ни в чем не бывало. Луйс продолжил собирать инструменты, будто моментально забыл обо всем и будто в кузнице больше никого не было. Ида с Ишасом задержали взгляды на нем, потом переглянулись и пожали плечами. Ишас закатил глаза, мол, он всегда такой странный и непонятный.
Они не видели, как ухмылялся Луйс, повернувшись к ним спиной, и в его глазах плясали красные огоньки.
«Вы не думали, что причина в вас» — какой забавной ты ее создал, Отец, мне даже будет жаль нанести вред этой наивной детской мечтательности. Она действительно верит в свет. Она излучает свет. Я давно не встречал в мире людей такого сияния. Наверное, если бы не замысел, я бы забрал ее с собой — уж больно она забавная. Хотя все дело в возрасте, возможно, просто она как маленький щеночек, который мил до тех пор, пока не вырастет. Пока твой идеальный мир не пропустит ее через жернова несправедливости и предательства, пока не дарует ей потери и разочарования. Пока не осчастливит болью и разбитым сердцем. Вот и она со временем обретет эту черствость и жестокость. Она не исключение. Избранная, но не исключение. Такая же смертная. Такая же грешная. Я докажу. Пора.
Глава 5. Видение (ранее 7 Сон)
Всепожирающее пламя взвилось до небес. Оно повсюду. Не сбежать. Не скрыться. Языки огня с лихим азартом рвутся ко всему, словно годами томились в закрытой печи и оголодали. Горит. Горит. Сжигает. Снизу пламя, сверху палящее солнце. Так близко. Так жарко. Огромный шар чистого огня. Почему она тянет руку? Бесстрашно. Ледяное пламя. Испепеляя все вокруг, не трогает лишь ее. Миг — и она в центре выжженного круга. Бескрайнее поле черной золы. Секунду назад был свет, сейчас осталась мгла. Нет ни деревни, ни полей пшеницы, реки засохли, снега на вершинах растаяли и горы осыпались прахом. Боль. Резкая, всепоглощающая боль. Горит. Льдом обжигает все внутри. Горит. Боль.
— Горит… Не могу, горит, нет, я прах от плоти… — разорвали гулкую, осязаемую тишину стоны, раздающиеся то ли во сне, то ли в реальности. Ида краем сознания чувствовала, что это ее голос. Но прозвучал ли он на самом деле?
— Ида, очнись, дитя, проснись! — знакомый голос вытягивал ее на поверхность, пытаясь вырвать из цепких лап кошмара.
— Горит… — крик Иды постепенно перешел в шепот и редкие всхлипы, но руки крепко сжали простыню, а спина, выгнутая дугой секунду назад, плавно опускалась, придавая телу горизонтальное положение. Ей надо вернуться, вырваться из пут, удерживающих на грани сна и яви.
— Ида, — Старый Пот нежно поглаживал ее лоб. Его разбудил резкий вопль, он подорвался, испугавшись, что в дом кто-то пробрался, но пока бежал, услышав про огонь, решил, что лучина не потухла и подожгла дом. Ворвавшись в комнату, он увидел картину, которую нескоро удастся забыть. Неестественно выгнутое тело дочери, кровати касается лишь макушка головы и пальцы ног, руки агрессивно цепляются за простыни. Но длилось это недолго, Ида упала на кровать, резко подмяв простыню и сжав в кулак, спина вновь выгнулась, но лишь слегка. Только голова продолжала мотаться то влево, то вправо. Ида бредила. Он не мог ее успокоить, лишь попытался удержать, чтобы в резком порыве она случайно не покалечилась.
— Ида, — тихо повторил Старый Пот, — дитя, очнись, тебе приснился кошмар, очнись, — он не знал, как быть в этой ситуации, пытался потрясти за плечи, но испугался еще больше навредить, бежать за водой или позвать кого-то на помощь он тоже не рискнул, не смог оставить одну, остался рядом, боясь, что в его отсутствие произойдет что-то, чему он смог бы помешать. Тут веки Иды слегка раскрылись:
— Отец? Что… — она захрипела, не в силах продолжить говорить, но откашлявшись, произнесла чуть увереннее, — что произошло?
— Тебе приснился кошмар, дитя, ты кричала, — Ида заметила, каким бесцветным стало лицо отца и как затряслись его руки. Она напугала его. — Как ты? Что тебя так напугало?