Петр снова потер подбородок. Оглядел захламленную мастерскую, полную желтого осеннего света — за окном рос громадный клен, совершенно и безупречно прекрасный.
— Инга. А если ты завтра переедешь сюда? Тут диван и есть кипятильник. Ключи у меня, Ваныча на вахте я предупрежу. Умываться и в туалет, правда, придется ходить в конец коридора, но по ночам тут никого, и днем народ сползается к обеду, не раньше. Мне неловко предлагать, такое вот, не слишком шикарное. Но зато не нужно электричек. А Виола пусть приезжает, когда захочет, гуляйте днем по Москве. И я с вами пару раз пройдусь, отдохну.
Виола громко вздохнула, обиженно поджимая губы. Промолчала выжидательно.
— Ты можешь сегодня прямо остаться! Инга! Ну как?
— Я не знаю, — перед глазами возник напряженный Павлюшкин оскал и сам он проплыл к двери комнаты, запахиваясь в драный махровый халат, загремел в ванной, раздраженно чертыхаясь.
— Ой, — звонко вклинился Виолкин голос, — вы говорили, туалет в коридоре да? Инкин, пойдем.
Она цепко взяла Ингу за руку и потащила из мастерской.
В коридоре, толкая в сторону сводчатого окошка, уводила от гнусавого голоса и шептала на ходу, задыхаясь и хихикая:
— Спекся, Инка! Ты молодец. Не зна-аю. Правильно! Еще поупрямишься, он тебе завтра побежит искать хату. Только б осталась. А ты снова, как щас вот, не зна-аю я… Сегодня-то поедешь или остаешься?
— Я, правда, не знаю.
В пустом туалете они разошлись по кабинкам, закрывая фанерные исцарапанные дверцы.
— А кто знает? — сердито ворчала Виолка, возясь рядом.
Спустила воду и выскочила, суя руки под кран и разглядывая себя в захватанное зеркало.
— Фууу, еле дотерпела с вашими страданиями и сомнениями. Значит так. Ты сейчас иди первая. Он без меня еще чего скажет, я ж вижу, мешаю. Ну и ты ему. Только не смей про беременность сейчас! Поняла?
— Я промолчу. Если не спросит.
Инга тоже смотрела в мутное стекло на темное худое лицо с резкими скулами и легкими тенями, легшими под глаза. Ей казалось, по лицу весь мир видит, почему она так изменилась. И думала, Петр сразу поймет и у него все напишется на лице. А он требует, чтоб осталась. Даже молчать как-то нечестно. Но чуть-чуть помолчать (она прислушалась к себе и с облегчением выдохнула) сумеет. Наверное.
— Чего мыслишь? Беги, а я тут похожу, на статуи полюбуюсь. Где это там, певун распевает.
— Виолка, так ты что, ты это нарочно, насчет, не-не не пущу, пусть у нас?
Та важно кивнула, поправляя челку.
— Дурочка ты, Михайлова. Хоть и муза, хоть и Ромео себе завела. Если б просили, он бы кочевряжился и нам такой — ой я не зна-а-аю… А так сам просит. Насиловать он тебя не будет, не боись, если что, заорешь, вахтер спасет.
— Ну, тебя.
Инга криво улыбнулась и пошла обратно. Оказывается, ей некуда деваться. Виолка тоже хочет, чтоб она осталась тут. Инге стало ужасно противно снова думать о Павличке, и о том, что придется снова лежать в углу, уговаривая себя скорее заснуть — не слышать, как они там секретно возятся, стараясь дышать потише.
Я могу остаться буквально на пару дней, решила, подходя к распахнутой двери, завтра поеду на вокзал, возьму билет. И уеду к чертям. Вернее, домой.
Петр встал навстречу.
— Решили? Инга, ты не думай, я не. Ну, конечно, да, но есть еще кое-что. Важное. Я расскажу, когда одни. А другое, ты сама решай, хорошо? Будет ли у нас что-то.
Издалека слышался манерный голос Генаши, солидное похохатывание Николая и звонкий голос Виолки. В желтых полосах света, процеженного через кленовое золото, парили светящиеся пылинки.
— Правда, сама решу? Обещаешь?
Он снова отпустил себя внутри, где с напряжением подталкивал ее согласиться, ждал этих слов. И, мягко улыбаясь, кивнул.
— Конечно, девочка-правда. Да. Правда.
Она кивнула в ответ. Вдоль стены стоял старый диван. Уютный. Рядом столик, заваленный листами бумаги. Висели на стенах большие и маленькие полотна, еще не увиденные ею толком. В углу на тумбочке — старая плитка с улиточной спиралью свешивала к полу полосатый шнур. А рядом с плиткой громоздились коричневые пузырьки, пустые.
Петр быстро прошел туда, подхватывая по пути мусорную корзинку, смахнул в нее гремящие пузырьки. Заговорил бодро:
— Не знал, а то прибрался бы. Виолу твою проводим и поужинаем где. В ресторан не поведу, прости, карманы пустые, а то и квартиру предложил бы получше, чем это вот. Но есть тут маленькое кафе, там чудный борщ и сосиски с капустой. Шампанского выпьем. Или белого вина. Я помню, ты любишь белое.
Инга на картине словно слегка усмехнулась, напоминая — с ним все пусть другое, даже вино.