Стены в комнате увешаны рисунками. Стена у двери полностью покрыта символами Бесстрашных, некоторые из них - черные и простые, другие же, напротив, цветные и почти неузнаваемы. Тори зажигает свет над одним из кресел и раскладывает иглы на подносе возле него. Остальные Бесстрашные рассаживаться на лавки и кресла вокруг нас, словно готовятся к ,своего рода, представлению. Мое лицо краснеет.
- Главные правила тату, - замечает Тори, - чем ближе кость к коже, тем больнее его делать. Так как это твое первое тату, лучше его сделать, ну не знаю, на руке или...
- На заднице, - предлагает Зик усмехаясь, Тори пожимает плечами.
- Не в первый раз, да и не в последний.
Я смотрю на парня, что дал мне это задание, он смотрит на меня и приподнимает бровь, я знаю, чего он ожидает, чего они все ожидают - что я выберу что-то маленькое и сделаю ее на руке или ноге, что-то, что можно легко спрятать. Я перевожу взгляд на стену со всеми символами, один рисунок привлекает мое внимание - красивое сплетение языков пламени.
- Вот этот, - указываю я на него.
- Хорошо, - соглашается Тори, - где?
У меня есть слабый шрам на колене после падения на тротуаре в детстве. Мне всегда казалось что на моем теле не осталось ни одной яркой отметины от боли, иногда мне даже кажется, что ничего такого я и не пережил и все мои воспоминания меркнут. Я хочу, чтоб что-то мне напоминало о том, что хоть раны и заживают, они никогда не исчезают навсегда, они всегда со мной, это то, как устроен мир, да и шрамы тоже.
Вот чем для меня станет это тату - шрамом. И это подходящий способ обозначить мое худшее воспоминание.
Я указываю на ребра, вспоминая синяки, что там были и страх за свою жизнь. У отца было несколько плохих ночей после смерти матери.
- Уверен? - интересуется Тори, - это одно из самых болезненных мест.
- То, что нужно, - отвечаю и усаживаюсь поудобнее в кресле.
Толпа Бесстрашных взрывается возгласами одобрения, и начинаю передавать другу фляжку, эта больше, чем предыдущая, и уже из бронзы, а не серебра.
- О, так у нас мазохист сегодня, мило, - Тори садится на стул и одевает перчатки. Я сажусь прямо и снимаю рубашку, она окунает ватный тампон в алкоголь и протирает мои ребра. Алкоголь жжет, так как там все еще свежие раны, и я кривлюсь.
- Как это произошло? - спрашивает она.
Оглядываюсь и вижу, что Амар уставился на меня.
- Он инициированный, - отвечает Амар, - Они все покрыты ранами на этом этапе. Видела бы ты их всех вместе, печальное зрелище.
- У меня огромный синяк на колене, - встряет Зик, - он ярко синий.
Зик задирает штанину, показывая его всем, что дает повод остальным похвастаться своими синяками и шрамами:
- Получил этот, когда меня снимали после покатушек со здания Хэнкок.
- А в меня попал нож, когда мы тренировались в метании, я думаю, мы квиты.
Тори смотрит на меня несколько мгновений - и я понимаю, что она не поверила в объяснения Амара по поводу моих ссадин, но она не переспрашивает. Вместо этого, она включает прибор и комнату заполняет жужжание, Амар дает мне флягу.
Алкоголь все еще печет мне горло, а когда игла дотрагивается до ребер, я морщусь, каким-то образом мне плевать на боль.
Я наслаждаюсь ею.
После пробуждения следующим утром чувствую, что все тело болит. Особенно голова.
О Боже, голова.
Эрик уселся на соседнем матрасе и пытается завязать шнурки. Кожа вокруг пирсинга на его губе красная, видно он его недавно сделал. Я не обратил внимания.
Он оглядывается на меня.
- Хреново выглядишь.
Я поднимаюсь и резкое движение заставляет мою голову болеть еще сильнее.
- Надеюсь, что когда проиграешь, это не станет твоей отмазкой, - усмехается он, - потому, что я все равно тебя уложу.
Он встает, потягивается и уходит. Я обхватываю голову руками на несколько мгновений, а затем иду в душ. Мне приходится сначала намочить лишь половину тела из-за тату.
Бесстрашные были со мной много часов, ожидая готового тату и когда мы, наконец-то, ушли, все фляжки были пусты. Тори показала мне два больших пальца, когда я уходил, а Зик положил руку мне на плечо и сказал:
- Теперь ты Бесстрашный.
Вчера мне понравилось развлекаться, сейчас я бы хотел, чтоб у меня была на плечах трезвая голова, а не что сейчас, чувство такое, вроде много маленьких человечков с молотками устроили в ней погром. Я позволяю себе еще немного постоять под прохладной водой, а затем смотрю на часы в ванной.