– Дам двадцать пять, – нехотя сказал Рицци, – да и то после того, как мой человек на нем прокатится.
– Обязательно прокатится, – кивнул солдат, – если дадите двадцать девять.
– Не дам я вам двадцать девять, – раздраженно сказал купец. – Наверное, я зря сюда приехал.
«Видимо, не привык, жирдяй, что тебе перечат», – солдат уже знал, что купчина купит все, как бы не раздражался.
– Не глупите, заплатите вы двадцать девять талеров. Разве вы упустите одиннадцать монет прибыли? Даже для вас это большие деньги.
– Не дам, – сказал купец.
Волков понял, что купцу главное не уступить, и поэтому уступил сам.
– Двадцать восемь. Ведь вы уже знаете какого-нибудь барона-заводчика, который выложит вам сорок.
– Двадцать шесть. И никто из моих знакомых не даст сорок серебряных за него.
– Двадцать восемь. Даже если отдадите за тридцать пять, то получите кучу серебра.
– Двадцать шесть с половиной дам.
– Хорошо, двадцать семь с половиной.
– Двадцать шесть и семьдесят крейцеров.
– Прекратите, вы сейчас до пфеннигов дойдете. Ладно, последняя цена двадцать семь монет.
– Будь по-вашему, – недовольно произнес Рицци. – Пусть мой человек прокатится на нем.
– Ёган, оседлай коня. Кстати, хорошее ламбрийское седло. Отдам за полтора талера.
– Вы меня за дурака держите?
– За хитреца.
– Здешние мастера делает седла не хуже, и просят за них семьдесят крейцеров.
– Да, но знать предпочитает ламбрийскую работу, и за нее платит два талера.
– Ну, вот и продайте свое седло знати, а я посмотрю.
– Я продам вам.
– Я не куплю.
– За талер тридцать.
– Нет, я не сумасшедший.
– За талер двадцать.
– Талер.
– И еще двадцать.
– Пятнадцать.
– Вы опять сейчас до пфеннигов дойдете. Берите, даже если вы отдадите это седло перекупщикам за бесценок, вы выиграйте сорок крейцеров.
– Ладно, – купец вздохнул, – где вы так научились торговаться?
Волков улыбнулся. Он был доволен. Коня и седло он собирался отдать за двадцать шесть.
–Девятнадцать лет я торговался со всякой маркитанской сволочью. Они готовы были торговать всем, даже собственными дочерями. И торговались до самых мелких монет. С ними и научился. Пойдемте, выпьем пива.
Не дожидаясь, пока человек купца прокатится на коне, они вернулись в харчевню, и трактирщик сразу подал пива. Стоял, улыбался, жал следующего заказа. Купец и солдат сделали по глотку. Купец сразу скривился:
– Что это? Ты это в луже зачерпнул или в пруду, мошенник?
– Сам варил, – ответил трактирщик испуганно.
– Лучше б ты в пруду зачерпнул, – заметил солдат. – Неси-ка нам вино.
– И всех моих людей покорми, и доброй едой, а не тем, чем ты кормишь бродяг, – крикнул ему вслед Рицци.
Тем временем Ёган стал носить из комнаты в зал вещи ламбрийцев: латы, оружие, седла, потники, великолепные сбруи. Последним он принес арбалет. Купец сразу схватил его:
– Добрая вещь, – сказал он, рассматривая оружие. – Думаю, стоит пять серебряных монет.
– Он стоит двадцать, но продавать я его не буду, он мне нужен. Ёган, унеси.
– Опять цену набиваете?
– Нет, это мое личное оружие. Меня из него ранили, я знаю его силу. Я его себе оставлю.
– Вас из него ранили в руку?
– Нет, в ногу. По плечу я получил секирой.
– Жаль. Я бы такой арбалет купил бы.
– Я б сам такой купил бы.
После этого трактирщик принес вина, и добрые господа занялись добрым делом: руганью и торговлей. В результате Волков оставил себе еще одну кольчугу. Не сошлись в цене. Кольчуга была отличной, из мелких паяных колец. За бесценок такую солдат отдавать не хотел. Так же он оставил себе добрые боевые перчатки, пару крепких стёганок, шлем, горжет, копье удивительной работы для Ёгана, секиру и великолепную алебарду. Все остальное купец купил. За все волков получил восемьдесят одну монету. Люди Рицци поволокли вещи в фургон, сам Рицци, вроде, был доволен, а Волков не мог закрыть кошель от серебра. Он понимал, что с такими деньгами опасно находиться в этой глуши. За такие деньги даже Ёган может зарезать, и солдат сказал: