меня из сопок к карьеру, к маленькой железной пирамидке с
крестом на вершине, отмечающей место, откуда упал вниз и
разбился насмерть бывший механик. Появилась возможность это
место осмотреть еще раз, вдруг что-то в свое время упустил из
внимания. А что искать именно – я уже знал.
Опустился на четвереньки, и начал внимательно
осматривать кусты баялыча. Представлялось мне, что если
механик шарашился здесь ночью проверяя петли, то кроме как к
кусту, прикрепить их было не к чему.
Искал недолго – куст с содранной возле земли корой
нашелся в идеальном для петли месте, а характер повреждения
говорил, что это след от проволоки, замотанной вокруг ветки.
Находка говорила, что механик действительно мог сюда придти,
но понять почему ночью, и почему загремел в карьер – не
получалось. До него от петли я насчитал не меньше пяти метров.
Ветки куста тоже осмотрел внимательно и нашел на них
несколько заячьих шерстинок. Сидел, сидел в петле зайчик, раз
оставил их, пока рвался с испугу. Только куда вот делся вместе с
петлей, если место это утром тщательно менты осматривали, и
никакого зайца и проволоки не нашли?
Интересно, кто же в ту ночь здесь побывал кроме механика,
кто унес поймавшуюся животину и орудие лова? Не могли они
испариться без посторонней помощи!
Как любой ненормальный на моем месте, я посчитал, что
кто-то сознательно завлек сюда механика, а потом столкнул или
сбросил с края карьера вниз, после чего подчистил место
преступления - избавился от возможных улик в виде окурков,
следов обуви, а может и крови, заодно от зайца и проволочной
петли. И этого человека я должен вычислить! Конечно, с
помощью друзей-приятелей.
Постой, постой, - остановил себя вовремя. А если петлю
убрали сто лет назад? Ну стояла, стояла, один заяц в нее
попал, а других здесь не водится. Вот и сняли, перенесли в
другое место. Тоже вариант. Но это если никто не готовил в
лагере жаркое из зайца и не просил об этом поварих на
следующий день или два после смерти механика. Не верилось,
что убийца, если он был, попавшегося в петлю зайца выбросил.
Ну не должно добро пропадать в наше дефицитное по части мяса
время !
В домик вернулся в сумерках, так и не увидев вблизи
лагеря никакой живности. И приятно удивился: на столе
принесенный из столовой ужин на троих, а друзья-приятели,
снедаемые голодом, терпеливо меня дожидаются.
«Где тебя черт носит!» - продемонстрировал возмущение
Владимир, никогда не понимавший кайфа от общения с природой
в нерабочее время, - «Я на еду смотреть не могу, боюсь слюной
подавиться! В желудке спазмы!»
Дока же расцвел в улыбке и с нескрываемым интересом
кивнул в мою сторону головой, заменив этим жестом очевидный
вопрос: где был и что видел. Я крутнул рукой, показав что
шарашился вокруг лагеря, и помотал головой из стороны в
сторону, что означало: ничего не видел. Дока вздохнул - понял
меня отлично и сожалеет, что не встретил никакой животины.
Владимира наши жесты только раззадорили:
«Хватит кривляться!» - отреагировал на манипуляции, -
«Давайте за стол, не то я один все слопаю!»
Вернуться из партии пустым Дока конечно не мог. Да и
настроение у него было отличное – дефицитную запчасть по
большому блату достал. А потому к ужину материализовал
бутылку (огнетушитель) бормотухи, при полном отсутствии в
артели спиртного показавшейся нам чуть ли не эликсиром жизни,
и спровоцировавшим на приятные разговоры. О крамольных
мыслях насчет непонятных взаимоотношений начальника артели
с некоторыми из его подчиненных, я и заикнуться не посмел.
Часть двенадцатая.
А через несколько дней в лагере воцарило общее
возбуждение. Деньги выдавали, очередной для старателей и
первый для нашей компании аванс. Приятно удивились –
полученные суммы намного превышали партийские авансики из
прошлой жизни, и если столько же денежек переходило на
окончательный расчет по завершению сезона – можно дальше
работать и радоваться жизни. Не успела наша троица отойти от
балка начальника, где каждому вручали по конверту, как
Владимир с ехидством меня поддел:
«Начальничек-то наш, не «кинул» никого! Денежки вручил
культурненько, в конвертиках!» - похвалил Николая Игнатьевича,
- «Заработать дает, без всяких вторых экскаваторов!» -
намекнул на ущербность моих суждений на тему что надо и что
не надо для нормальной работы артели.
Дока хмыкнул, не разделив эйфории приятеля, но
высказаться воздержался. Мое же молчание Владимир мог
оценить неправильно, пришлось напомнить:
«Рудишку пока и одним экскаватором отгружать успевают,
потому и деньги нормальные имеем. Но это ненадолго – придет
время сопочку убирать, чтобы карьер расширить. Вот тогда и
запоем, с одним экскаватором, а об авансиках, как сейчас, всем
только мечтать придется!»
Владимир махнул рукой – горбатого, мол, могила исправит,
но в дискуссию не вступил, оставив меня в неопределенности:
как у него в головке, как оценивает ситуацию в артели после
убедительного факта получения столь значимого аванса.
Раздачей денег праздник только начался. Было объявлено,
что после работы, перед ужином на каждых двух человек
положено по бутылке водки – иногда и роботам, коими по сути
дела все в артели являлись, разрешалось расслабиться.
Несчастные двести пятьдесят грамм, при хорошем ужине,
здоровому мужику что слону дробинка, а запомнятся надолго –
вон как о них заботятся!
Свою долю, две бутылки (четвертой в нашу компанию
вошла Варя), забрали в домик, вместе с положенной закуской, и
поджидали единственную женщину, занятую в столовой.
Она задерживалась, а из вагончика доносился громкий смех,
обрывки оживленных разговоров, потом началась музыка. Танцы
мужики устроили, не иначе – вот что сухой закон делает! Выпил-
то каждый всего-ничего, а веселья уже на целую бочку, почище
чем у нас в партии, где спиртного на сборищах море
разливанное!
Наконец запыхавшаяся, улыбающаяся Варя заскочила к
нам в домик.
«Еле вырвалась!» - оправдала задержку, - «Мужики совсем
абалдели, на танцы в очередь выстраивались!»
Я покачал головой, сочувствуя женщине, на которую
обрушилось слишком много мужского внимания; Владимир был
другого мнения:
«Радоваться должна, таким успехом у кавалеров
пользуешься! Еще и пожалеешь, что к нам сбежала – от этих
интеллигентов», - покосился на меня как на больного головкой, -
«кроме ля-ля заумного, ничего не дождешься!»
«Ничего, Варюха,» - «успокоил» женщину Дока, - « если эти
козлы (я и Владимир) в ладошки похлопают, я с тобой любой
танец сбацаю!» И начал галантно усаживать даму на
оставленное для нее место за столом.
До танцев дело не дошло, но наговорились, насмеялись от
души. Из трех мужиков, в состоянии «под легким шофе»,
анекдоты, смешные истории, чистая правда, полуправда и
откровенное вранье вырывались легко и без всякого порядка,
часто мешая друг другу. Варя только успевала хлопать глазами и
насмеялась до слез. Птички же наши из гнезда с изумлением
взирали на торжество, не решаясь попискивать.
Но и веселью приходит конец. В вагончике столовой погас
свет - народ разошелся по домикам, и только из некоторых
доносились приглушенный смех и разговор самых неугомонных.
Лагерь быстро и без инцидентов отходил ко сну.
В незаметно притихшей нашей кампании дело дошло до
завершающего чаепития. Дока занялся кипятком, заваркой,