– Мой фильм, – отвечает девушка. – Документальный.
– С какой стати ты снимаешь мою подружку? Занималась бы лучше своими делами. Кто ты такая вообще?
– Меня зовут Бусара Огубу, – отвечает она и поворачивается к своей работе. – А ты, должно быть, тот знаменитый псих.
Большинство людей на моем месте обиделось бы, я же не могу удержаться от смеха.
– Зови меня Саймон, – говорю я. Потом снова стучу пальцем по экрану: – И что, моя подруга Кэт подписывала какое-нибудь разрешение на съемку? Она вообще в курсе, что участвует в этом твоем документальном фильме?
– Ты тут тоже есть, – говорит девушка.
Она проматывает видео вперед, остановившись на знакомой сцене – парковка, сегодняшнее утро, я разговариваю с Оливией и Эмили. Я понятия не имел, что эта девушка тоже была там, и под страхом смерти не сумел бы вычислить, где она могла прятаться.
– Это незаконно, снимать людей без их позволения, – предупреждаю я ее. Почему-то я не чувствую себя таким взбешенным, как должен бы, насколько я себя знаю. – На твоем месте я бы вел себя осторожнее. В этой школе у каждого ученика есть хотя бы один юрист среди родни.
– А по моим сведениям, незаконно шантажировать несовершеннолетних девочек, – отзывается Бусара. – Даже если они полные сучки.
– Туше, – признаю я.
Она мне нравится. Девчонка с перчинкой.
Бусара поворачивается на стуле, и мы оказываемся лицом к лицу.
– Почему ты защищаешь Кэтрин Фоули? – интересуется она.
И тут до меня доходит, что Бусара, должно быть, понятия не имеет о том, что связывает нас с Кэт. О том, как все было до того, как меня отправили в интернат. Тем не менее я не могу сообразить, что ей ответить. Какое-то время я стою столбом, молча уставившись на нее. Потом мой рот открывается, и я слышу собственный голос:
– Потому что она лучшая из всех, кого я знаю, и у меня есть большое подозрение, что она угодила в неприятную историю.
Произнеся это, я тут же пожалел о том, что сказал. Понятия не имею, с какой стати я взялся откровенничать с девчонкой, с которой мы едва знакомы.
– Может быть, ты и прав, – говорит Бусара.
– Что? – хрипло произношу я, словно мое горло сдавили невидимые руки.
Я не ожидал от нее подтверждения моих подозрений. Бусара прикладывает кончик пальца к экрану компьютера:
– Видишь этого парня? Это Марлоу.
– Я знаю, что он мудак, но это, пожалуй, и все, – отвечаю я. – Он новенький.
– Он переехал сюда из Калифорнии во время каникул, – сообщает Бусара. – Живет с матерью в попсовом стеклянном доме за городом. Она работает в хай-теке.
– И что? – спрашиваю я.
– А то, что он, может, и выглядит так, словно ночует под мостом, но на самом деле это богатенький мальчик. Я погуглила кое-что для своего фильма, и насколько я понимаю, до прошлого Рождества у него не было ни клочка черной одежды. Вся эта готско-обдолбанная хрень – просто декорация. Он строит из себя того, кем не является.
Я пожимаю плечами.
– Разве мы все не занимаемся тем же самым? – Я могу придумать миллион поводов не любить этого парня, но этот к ним не относится. – Новая школа, новая жизнь… Мы все были кем-то другим до того, как переехали в Брокенхерст.
– Говори за себя, – парирует Бусара. – И кстати, тебе может быть интересно узнать, что Марлоу и его новые друзья сегодня устраивают вечеринку.
– Типа ты меня приглашаешь? – Я наигранно-флиртующе подмигиваю ей.
– Меня не интересуют мальчики, – сухо отзывается Бусара. – И девочки тоже, если на то пошло.
– То есть ты андроид?
Уголок ее рта дергается, но это совсем не похоже на смех.
– Меня тоже интересовал этот вопрос, но потом я прошла тест Войта-Кампфа, так что теперь я вполне уверена, что я человек. Вот, посмотри-ка на это.
Бусара снова разворачивает кресло к компьютеру и проматывает ролик назад. Остановившись, она прибавляет громкость в колонках и нажимает на Play. Марлоу говорит о месте под названием «Элмерс» – это заброшенная фабрика по переработке конского жира и варке клея, расположенная в нескольких милях от нашей школы. Сейчас строение практически лежит в развалинах, однако прежде оно было известно как лучшее в городе место для вечеринок. Теперь там все обвешано табличками «Вход запрещен», а по выходным за зданием наблюдают копы. На протяжении недели они не утруждают себя слежкой – видимо, полагают, что подростки вряд ли захотят беситься в понедельник. Мир стоит на ложных предположениях.