***
Я ждал взрыва. Крутил перстень на пальце и ждал взрыва эмоций. Обвинений. Требований немедленно решить проблему, спасти. Проклятий. Что в меня хотя бы подушка прилетит, а то и что тяжелее — признаю, заслужил.
Но ответом на мои слова было выворачивающее душу молчание.
Сейчас я понял, почему некоторые преступники сдаются сами: когда осознание собственного проступка придавливает к земле, поневоле начинаешь мечтать о наказании, которое позволит самому себя простить.
Но наказания не было. Девушка из другого мира, моя нынешняя жена, узнала, что я могу стать причиной её скорой смерти, и просто сидела напротив. Я ниже склонил голову:
— Даже бесчувственным ублюдком меня не назовёшь?
Помедлив, она ответила:
— Мне кажется, у тебя очень много чувств. А ублюдок не стал бы извиняться… Ты часто так поступал с девушками? — её голос дрогнул, выдавая спрятанное за маской спокойствия волнение.
Она так хорошо держала себя в руках, что мне становилось только хуже. Лучше бы она швырнула в меня вазой.
— Ты первая, кого я привёл из другого мира… И раньше я не знал, что проклят. Долгое время не знал. Точнее, — я потёр лоб, — не верил. Я ведь глава рода со всей его защитой, а проклявший меня человек, казалось, магией не владел. К сожалению, сразу в проклятье я не поверил.
— Может, ты ошибся?
— Меня научили его распознавать. Ошибки нет.
Как же я хотел, чтобы это проклятье оказалось только дурным сном, но оно убивало раз за разом, от такого не отмахнёшься. К сожалению, так просто не отмахнёшься от мысли, что в день, когда оно было наложено, моя вторая жена Эваланда потеряла ребёнка, и это может оказаться вовсе не совпадением.
Усилием воли я подавил эти мрачные, отравляющие душу воспоминания. Что было, то прошло.
Здесь и сейчас я нахожусь с девушкой с удивительным именем Лена и должен спасти хотя бы её.
Было почти невозможно поднять взгляд из-за терзавшего меня чувства вины. Но я набрался сил и посмотрел ей в лицо. Она была бледна, но слишком спокойна для обрушившегося на неё известия. И так невыразимо прекрасна и царственна в своём спокойствии, что щемило сердце.
— Ты понимаешь, что можешь из-за меня умереть?
Лена кивнула.
— Понимаешь, что брачные чары будут провоцировать нас на близость?
На бледных щеках мимолётно вспыхнул румянец, она снова кивнула.
Я вдохнул и выдохнул. Теперь нужно рассказать, что мне придётся целовать её и даже иногда спать в одной постели, чтобы браслеты отпускали на службу.
И пусть не хочется, но я длор и обязан признаться, что, пока она спала, я прикасался к ней больше, чем позволяли приличия. Да, она моя жена, и я вправе обладать ей, но она так же и девушка, против воли оказавшаяся в доме незнакомого мужчины.
Глядя в её светлые глаза, я совершенно не представлял, как она к этому отнесётся… А вдруг с ней получится так же, как с первой женой Талентиной? Меня захлестнул ужас.
Глава 14
«Нет, второй раз я такого не допущу», — повторил я обещание, данное себе одиннадцать лет назад после самоубийства Талентины, и усилием воли загнал страх на задворки души.
Как и Лена, я сцепил пальцы и заговорил:
— Прости, что задаю личный вопрос. Но я должен знать: у тебя есть любимый?
Её глаза расширились, темнея.
Холодная дрожь пробежала по нервам: только не ещё одна любовь, на пути которой встаю я. Только бы из-за этого Лена не стала моей второй Талентиной. Подавляемое воспоминание накрыло молниеносной вспышкой: кувшинки в пруду и колыхание чёрных волос Талентины между ними и моими пальцами, белёсое, наконец умиротворённое самой смертью лицо, холод навеки неподвижного тела и разрывающий грудь ужас…
Лишь на мгновение прошлое настигло меня, сразу вернув в роскошную спальню. Я качнул руками:
— Это не праздный интерес, я должен понимать, в каких обстоятельствах мы находимся. Я не сделаю тебе ничего дурного, если окажется, что дома тебя ждёт жених или муж. Я просто должен знать.
— Никого нет, — она опустила взгляд на свои пальцы.
Давно я не ощущал такой неловкости в общении с девушкой. Это было бы смешно, если бы не обстоятельства. Я вгляделся в лицо Лены, и покорно опущенный взгляд напомнил Нейзалинду: она тоже говорила, что кроме меня у неё никого нет, только её уверения оказались ложью.
Правду ли сказала Лена? По моему разумению, причин лгать нет: я ей безразличен, отношения планируются партнёрские и кратковременные. Но как показывает опыт, моё разумение зачастую оказывается слишком далеко от представлений моих жён.
— Повторяю: положительный ответ не повредит тебе, наоборот, может улучшить положение.
Её длинные ресницы дрогнули, меня странно ошеломил решительный взгляд блестящих, светлых глаз.
— Клянусь, у меня никого там нет и… — она снова принялась разглядывать сложенные на коленях руки. Грустно добавила: — Не осталось у меня там ни любимого, ни жениха. Если есть какой-нибудь магический способ это подтвердить, я готова.
Выходки последней жены сделали меня подозрительнее, и я не мог до конца поверить Лене. Умом я понимал, её чувства — дело не совсем моё, что в случае, если я захочу магически проверить истинность Лениных слов, я узнаю правду, а не как получилось с Нейзалиндой: проверить я её проверил, только не знал, что за помощью в этом деле обратился к одному из её любовников.
И что за дурная привычка портить отношения с жёнами проблемами предыдущих? Лена — не Нейзалинда и не Талентина. Всё, что было в прошлых браках, не имеет отношения к этому.
— Твоё одиночество… — я заметил, как от этих слов дрогнули руки Лены, — в данном случае пойдёт нам на пользу. Если бы ты любила, принять обстоятельства, в которых ты оказалась, было бы труднее.
— Да. Ты прав, — она сглотнула.
Подумав, я решил, что надо сказать:
— Прости, что усомнился в твоих словах.
— У меня есть предложение. Может, оно очень глупое, но… Давай не будем сомневаться в словах друг друга. Ты поступил плохо, но я не уверена, что без этого твоего поступка мне сейчас было бы лучше, — она нервно мяла сцепленные руки. — Я не считаю тебя врагом, и сама твоим врагом не являюсь, поэтому давай говорить друг другу правду, так будет проще.
Лена робко на меня посмотрела.
— Согласен, но не в отношении служебной информации, — кивнул я, догадываясь, что в понимании Лены правда — это искренность до конца, а в моём — только взвешенное умолчание.
Она слегка улыбнулась:
— Хорошо. На государственные тайны я не претендую.
Я смотрел на её губы — влажные, соблазнительно приоткрытые — и пытался вспомнить, что ещё надо сказать, а в мыслях крутилось: «Поцелуй её. Поцелуй».
Возобновившийся треск стен подсказал, что надо заняться спасением дома. А потом можно и в непозволительных действиях сознаваться.
***
Понятно, что Раввер, женившийся на мне в надежде, что наше знакомство продлится не больше минуты, испытывал некоторые трудности с принятием нового положения вещей. Я видела, что ему стыдно за свой поступок.
Но я не понимала, зачем он с таким упорством спрашивал меня о чувствах к кому-нибудь другому. Разве мало было первого ответа? От этого разговора я ощутила себя ещё более неловко и почти ущербно: о любви мои одноклассницы начали говорить лет в четырнадцать-пятнадцать, с тех пор я всегда оказывалась не в теме по одной простой причине — ни один реальный мальчик, парень или мужчина не заставлял моё сердце биться чаще. Не признаваться же, что все мои идеалы — лишь герои книг и фильмов.
Мы с Раввером молча смотрели друг на друга.
Стараясь отогнать невольное восхищение им как мужчиной, я продолжила обдумывать полученную информацию, и сердце защемило от восторга: магия, здесь действительно существует магия, и я смогу ей пользоваться.
Стены затрещали. По спине побежали мурашки, я сжалась.
— Не бойся, — Раввер подался вперёд, словно хотел взять меня за руку, но тут же откинулся на спинку кресла и взялся за подлокотники. — Дом не причинит тебе вреда.