Я поморщился.
Война с Галлардией меня выматывала, хотя я не военный министр: с каждым днём напряжение в стране усиливается, не хватает рабочих рук, растёт преступность. И от бесконечных собраний министров, обсуждений, изучения документов, консультаций, бессонных ночей за работой голову словно окутал дым. Разум задыхался. Впервые со смерти Талентины я желал знака, какого-нибудь небесного подтверждения правильности выбранного пути.
Я просто тешу свои амбиции?
Или нужен стране?
Имею право уйти с поста в столь трудный для родины час?
В праве ли отбирать жизнь, чтобы остаться?
Я думал об этом год. Думал по-разному. И ответа не нашёл.
Быть палачом я не желал.
Но оставить пост, кроме которого в моей жизни ничего нет?..
В мысли ворвался крик. Карета дёрнулась. Хрустнула пробитая стенка.
Что-то твёрдое, пройдя сквозь неё на уровне моего горла и груди, намертво придавило меня к спинке сидения. Это были рога.
Сдавленную шею жгло, воздуха не хватало.
Кричала охрана.
Нападение!
Кто посмел?! Вспышка собственной магии хлестнула по нервам, я охватил пространство вокруг кареты кольцом чёрного пламени и замкнул неизвестного врага.
Пять торчавших из стенки рогов задёргались, притискивая к сидению ещё сильнее, удушая. Родовая магия вдруг отказалась пропустить меня в тень.
До истечения срока ещё шесть дней! Почему она предаёт сейчас, когда так нужна?
Схватившись за рог, я попытался оттеснить его от горла.
Глава 3
Будь прокляты условия владения и наследования! И магия, которая предаёт в самый неподходящий момент! Даже чёрное пламя снаружи погасло.
Отталкивая рога, я вдруг осознал, что сейчас могу умереть. Вот так, просто…
Сквозь крики охраны донёсся знакомый голос:
— Не стреляйте! Это случайно получилось! Я ничего плохого не хотел… Это… я не виноват!
Я выдохнул.
Рога со скрипом убрались наружу.
— Министр, прости! — голосил на улице один, цензурно его не назовёшь, изобретатель.
У меня резко, до звона в ушах заломило виски.
Только этого чуда не хватало.
И это знак, о котором я мечтал?
«Знак» продолжал уверять:
— Я правда не виноват, это… У меня рука дрогнула.
Он вроде умный, а оправдания у него всегда глупые. Лаборатория взорвалась — рука дрогнула. Все книжные полки в библиотеке по цепочке упали опять же потому, что рука дрогнула.
И меня чуть на рога своей химеры не нанизал из-за дрогнувшей руки!
Напомнив себе, что император обещал опекать эту ходячую неприятность, я опустил рукав на браслет, ударом распахнул дверцу и выскочил на запруженную улицу.
Офицеры сопровождения сдерживали любопытных прохожих. Несколько держали на прицеле Лавентина, но я дал отмашку, и они опустили пистолеты.
Шестилапая коричневая вся в рогах химера, чуть не превратившая меня в труп на шампуре, потупила восемь глаз.
В двуколке за её спиной лохматый Лавентин чесал затылок. Робко улыбнулся:
— Прости, я не хотел…
Горло болело, я хрипло отозвался:
— Не хотел меня убить? Не верю. Твои действия, знаешь ли, квалифицируются как государственная измена.
— Это случайность.
И сидел он весь такой наивный, глазками светлыми хлопал. Беззаботный, никем не проклятый, почти вольный в выборе спутницы жизни…
Во мне полыхнул гнев:
— Слезай!
— Но я тороплюсь…
— Слезай немедленно! — я стиснул кулаки. — Сию секунду!
Он слезал, а я отчитывал:
— Ты чем думал, когда на своей зверюге нёсся сломя голову? Ты меня чуть не убил, понимаешь? Два сантиметра левее — и я был бы трупом!
— Прости…
— У трупа моего ты бы тоже прощения просил? А в суде что делал? Как бы оправдывался?
— Как обычно, — тихо отозвался Лавентин.
И я вздохнул, накрыл глаза ладонью, покачал головой.
Он когда-нибудь повзрослеет?
Сквозь свои размеренные вдохи я слушал рокот голосов. Конечно, не каждый день посередине улицы министр внутренних дел устраивает выволочку зарвавшемуся длору.
Надо это чудо уму разуму учить. Я опустил руки и приказал:
— В тюрьму.
— Что? — захлопал ресницами Лавентин.
— В тюрьму ты сейчас сядешь. Дня на три, — немного хрипло пояснил я. — А если к концу этого срока не отучишься твердить «не виноват», то на все шесть.
— А потом? — Лавентин моргнул.
Иногда казалось, он обладает магией очарования, хотя наследовать её не от кого. Я тряхнул головой, избавляясь от желания простить это великовозрастное дитя, и отчеканил:
— Если не исправишься, то даже если я уже не буду министром, ты продолжишь сидеть в тюрьме.
Подумав, Лавентин ошеломлённо уточнил:
— Разве тебе не на ком жениться? Совсем никто не хочет?
Тут не только офицеры сопровождения и прохожие, но вроде даже камни мостовой прислушиваться начали.
— Я не хочу. — Я схватил Лавентина под локоть. — Всё, поехали в тюрьму на перевоспитание.
— Но я тороплюсь.
— Ничего, дела подождут.
— Это правда срочно, мне надо в патентное бюро изобретение оформить.
— Твоё изобретение с ногами?
— Нет, — мотнул головой Лавентин.
— Тогда не убежит, — я подтолкнул его к продырявленной карете, которую придётся сдавать в ремонт.
Химера Лавентина поскуливала и перебирала лапами. Он патетично заявил:
— Ты не понимаешь: мне надо зарегистрировать принцип, пока о нём никому не рассказали.
— Нечего было разбалтывать принцип ненадёжным длорам.
Кажется, он был с похмелья. Но как-то слишком возбуждён.
Упёрся в стенки кареты, не позволяя затолкнуть себя внутрь:
— Это вышло случайно.
— У тебя всё случайно.
На нас оглядывались, я чувствовал себя полным идиотом, но прилюдно уступать Лавентину не хотелось.
— Ну министр, ну отпусти. Ну на полчасика, я только в патентное бюро загляну…
А он сильный. И упрямый. Свалился на мою голову.
— Лавентин, — прорычал я.
— Я женился, сделай мне свадебный подарок — пусти в патентное бюро.
Неприятно кольнуло сердце. С раздражением подумалось: дожала его Сабельда. А они друг другу не подходят, но теперь связаны на всю жизнь…
— Ладно. — Прекратил втискивать его в карету. — Садись. Нам по пути.
— Да тут проще дойти…
— Садись.
Лавентин влез в карету и плюхнулся на моё место по ходу движения. Засунул пальцы в пробитую рогом дыру:
— Не думал, что химера утолщённые стенки так легко пробивает.
Я тоже не думал, когда эту бронированную карету в министерстве получал.
— К патентному бюро подъезжай, — крикнул я кучеру и тоже залез внутрь.
Люди не расходились.
Сопровождение, навязанное императором, опасавшимся, что родовая магия в опасной ситуации может меня подвести, залезало на ящеров. И зачем мне эта охрана, если она одного длора остановить не может?
Правда, главу рода.
Правда, Лавентина и другие главы рода остановить не могут.
Но скоро это станет не моей проблемой. Высплюсь. Буду путешествовать…
Пальцы привычно пробежались по выемке в браслете, хорошо ощутимой сквозь ткань рукавов. Стараясь отогнать мысли о печальном, я посмотрел на Лавентина, ковырявшего дырку и проложенные между стенками пластины. Спросил:
— Что за изобретение?
— Брак без жены. Вот думаю, как это назвать. Так и назвать? Или «Одинокий муж»? «Единовластный брак»? «Жена из другого мира»?
Мир остановился, стало трудно дышать. Я смотрел, как Лавентин расковыривает дыру в моей карете и задавался вопросом: «Это и есть мой Знак?»
Карета остановилась у патентного бюро. Во рту так пересохло, что я едва смог произнести:
— Что это за брак без жены? Как?
— Я научился активировать портальный узел. Связь между мирами, когда проход закрыт, нарушается, поэтому притяжение брачных браслетов, если муж в одном мире, а жена в другом, работать не будет.
Сердце сдавило, в ушах зазвенело. Облизнув губы, я прошептал: