Часть 2
РÁХОШ
Уже поздней ночью я слышу, что снаружи пещеры, откуда-то издалека доносятся какие-то звуки. Готовый защитить моего спящего человека, прихватив свое копье, я спешу наружу, чтобы разобраться с тем, что там происходит. Пребывать самому по себе, в полном одиночестве на охотничьих угодьях несомненно опасно, и хороший охотник всегда должен быть готов к испытаниям. Это оказалось стадо двисти, которое неподалеку проходило мимо. Я наблюдаю за ними некоторое время, изучая самок. Лишь у немногих из них нет детенышей, и, когда рассветет, было бы неплохо выследить одну из них и заполнить свою маленькую пещеру щедрым обилием пищи для моей пары. Эта мысль весьма приятна, и я возвращаюсь в пещеру в приподнятом настроении, несмотря на поздний час…
Только, чтобы найти ее наполненной мускусным запахом секса и мою пару, прикасающейся к своему странному третьему соску между ног, в то время как она стонет мое имя.
Зрелище наполняет меня восторгом, и мой член твердеет от желания. Кхай у меня в груди напевает. Она готова спариваться. Она… она…
Я должен вспомнить ее имя.
Я делаю шаг вперед, наблюдая, как она вытаскивает руку из-под юбки, издав слабый крик. Моя пара неуклюже отодвигается на шкурах назад, однако доказательство того, что она делала, уловим ароматом в воздухе. Он призывает меня так сильно, что я практически чувствую его на своем языке, и в ответ мой член вздымается и пульсирует.
Кхай в ее груди резонирует, и я наблюдаю, как она одной рукой тянется к своей груди, будто пытается заставить его замолчать. Мой собственный кхай напевает в ответ. Такое приятное ощущение. Отличное. Меня не волнует, что она маленькая и хрупкая, и не ша-кхай. Меня не волнует, что у нее личико плоское и гладкое. Меня не волнует даже то, что я ей не нравлюсь.
Она моя. Мое тело, да и ее тоже — оба об этом знают.
— Нет, — она шипит в тот момент, когда я делаю шаг вперед. Моя пара поднимает руку и в отказе мотает головой. — Не смей прикасаться ко мне. Ты не получишь этого.
Она снова отвергает меня? Я вздыхаю, находя это совершенно невероятным. Этому человеку нельзя слепо верить. Тем не менее, я замираю на своем пути, наблюдая за ней. Хочется увидеть, что она будет делать. Она непредсказуема.
Я… поражен этим.
Ее пальцы снова ласкают ее складочки, и запах возбуждения наполняет воздух.
— Мне это не нравится, — говорит она, лаская тот странный сосок между ногами, содрогаясь от прикосновений. — Ни одна женщина в своем уме не может быть возбуждена в подобной ситуации. Но могу ли я прекратить прикасаться к себе? Нет! Потому что лишь одна мысль о сексе вгоняет меня в такую дрожь, что даже вообразить не возможно.
Ее пальцы, смазанные ее соками, потирают вверх-вниз.
Я издаю стон от восхитительного зрелища и разминаю свои ладони. Потребность прикоснуться к ней — дело, которое явно не терпит отлагательств…, впрочем, у нее на лице такое угрюмое выражение. Так что я сжимаю кулаки и сдерживаюсь в ожидании увидеть, что она будет делать. Джорджи ведь не дралась с Вэкталом, когда он заявлял на нее права?
Только вот… моя пара явно думает обо мне. Она стонет мое имя, в то время как касается себя. Воспоминания о том, что с ее губ срывалось мое имя, умиротворяют мое разочарование, и я сужаю глаза, наблюдая за ней.
Она снова с шипением втягивает воздух в легкие и все продолжает ласкать себя.
— Я делаю это не потому, что так хочу, — говорит она. — Я делаю все это только потому, что вынуждена. Потому что эта штука, жужжащая в моей груди, не позволяет мне остановиться.
Она снова касается себя, ласкает тот сосок, а затем окидывает меня таким расстроенным и обозленным взглядом, что меня терзают душевные муки от жалости к ней. Вэктал говорил, что человеческие обычаи насчет спаривания отличаются от наших. Она, должно быть, ощущает себя беспомощной.
Мой человек, издав стон, откидывает голову назад и прикусывает маленькую розовую губу. Ее пальцы кружат вокруг соска все быстрее. Очевидно, что она на краю освобождения, и у нее даже в мыслях нет намерения, дать мне хоть на секунду прикоснуться к ней.
Гнев разгорается во мне ярким пламенем. Неужели она считает, что для меня это одно сплошное развлечение? Что я в силах наслаждаться парой, которая отвергает мои прикосновения? Неужели она считает, что я не страдаю от того же кхай-сумасшествия, как и она? Что я не горю по ее прикосновениям? Не мечтаю погрузить свой член в ее влажное тепло? Она считает, что одинока в этом?
Или я вообще не имею для нее совершенно никакого значения?
Если она так сильно хочет получить свое собственное удовольствие у меня на глазах и держать меня в эмоциональных заложниках, то я проделаю то же самое. Я расстегиваю крепления своих штанов и освобождаю ноющий член. Он выпирает наружу вздувшийся и длинный.
Моя пара задыхается от моего вида и на мгновение приостанавливается в своем бешеном трении.
— Ох, ты гребаный божок.
Ее слова — сплошная чепуха. Что-то о совокуплении и духах, тем не менее, выражение ее лица говорит мне все, что нужно знать, так же, как и ее приоткрытые губы.
Знаю, что в этом я поистине благословлен. У меня самый крупный член во всем моем племени. Я видел, как купаются другие мужчины, и они и близко не дотягивают до моего обхвата и длины. Я беру свой член в руку, довольный тем, что ей нравится этот размер, и начинаю его поглаживать, медленно перемещая руку вверх-вниз, позволив ей смотреть.
— Это — самый огромный член из всех, что мне доводилось видеть, — выдохнула она. — Никаким чертовым образом он не вместится.
Я улавливаю лишь около половины из того, что она говорит, но человек облизывает свои губы, и ее пальцы вновь начинают скользить по ее складочкам. Мое собственное дыхание срывается от этого зрелища. Она собирается прикасаться к себе, любуясь, как я прикасаюсь к себе?
Из моей груди вырывается глухой стон, и рукой я снова начинаю поглаживать свой член. Я позволяю ей смотреть. Наблюдать за каждым движением моей руки, как я провожу по всей длине, резко двигая своим запястьем. Как я кружу по всей поверхности головки, а затем снова отступаю обратно к толстому основанию. «Смотри на меня», — безмолвно приказываю я ей. — «Смотри, как я ласкаю себя при виде тебя».
И все это время мой кхай напевает и резонирует в моей груди, да так громко, что моя кровь громом гремит у меня в ушах.
Я слышу, что ее кхай отвечает моему, все более усиливаясь в громкости, и она начинает стонать.
— О, боже, я чувствую, что он жужжит сквозь всю меня.
Ее рука все ускоряется, и она потирает свой маленький сосок между ног все более быстрыми движениями. Ее взгляд снова направлен на мой член, и она облизывает губы.
Я издаю стон при виде этого. Предугадывает ли она, каким именно я бы был на вкус у нее во рту? От этой мысли даже нервы щекочет. Представляю, как скармливаю ей свой член, головкой обводя эти мягкие, пухлые губы… И как она произносит мое имя, когда берет его в рот. Очень похоже на полное бесстыдство.
Я закрываю глаза, потому что вся моя выдержка уходит на то, чтобы сохранить контроль. Даже от одной мысли об этом я готов расплескать фонтаном свое семя по всему полу пещеры. Сначала хочу увидеть, как кончает она.
Моя пара все еще говорит, явно считая, что я не понимаю ее. Этот человек — большая болтушка. Я открываю глаза, чтобы увидеть ее, и убеждаюсь, что она все еще по-прежнему пристально смотрит на мой член.
— Поверить не могу, что у тебя наросты на чертовом члене, — заявляет она, рукой неистово лаская свои складочки. Другой рукой она, подбираясь под тунику, обхватывает грудь и шипит от удовольствия. — Впрочем, я не имею ни малейшего понятия, что еще может быть более возбуждающим помимо этой вибрирующей штуковины, но от нее я совсем с ума схожу, — ее пальцы с влажным звуком скользят внутрь влагалища, а затем она начинает стонать еще громче. — Вот черт, я кончаю.